Это слово, — нечего — которое она уже столько раз и наяву, и во сне повторила. Этот разговор с Тошей, который наверняка работы касался. Этот тон… Таким тоном мне Маринин ангел рассказывал о своих мытарствах в поисках хоть какого-то занятия после своего краха на земле…
Так ей же просто заняться нечем! Я имею в виду — Заняться. Я вдруг вспомнил те моменты, еще в период своей невидимости, когда она в свой мир ныряла, а я с ума сходил от беспомощности, ставя под вопрос саму цель своего существования…
Это она мне, что, на работе крест поставила? А заодно и на всей жизни? Да кто же ее в домохозяйки гнал? Я, что, не знаю, что для моей неуемной Татьяны это — разновидность смертной казни? Я ведь просто думал, что так положено — временно, пока ребенок подрастет, а потом… Я ведь первый всегда говорил, что женщине нужно работать. И помочь ей я всегда готов, чтобы у нее время для этого нашлось. Да хоть сейчас! Господи, да вернем мы ей ее работу!
По дороге домой я намекнул Татьяне, что уже работаю над решением ее проблем, и стал мысленно прикидывать, как бы устроить так, чтобы выражение моей глубокой признательности Тоше, в совокупности с последующим допросом с пристрастием, состоялось не при ближайшей личной встрече, а немножко раньше.
Дома она сразу пошла в душ. Пятнадцать минут — больше мне и не понадобится. А не хватит — я к ним завтра в офис наведаюсь. Хорошо, что я с ее сотрудниками тогда в лесу познакомился — они, похоже, поняли, что моим советам лучше следовать. Безоговорочно. И Сан Санычу самое время встретиться с выдающимся психологом.
— Говорить можешь? — отрывисто спросил я, набрав Тошин номер.
— Недолго, — недовольно буркнул он. — Мы сейчас гуляем.
— У меня самого пятнадцать минут, — успокоил его я. — Так что быстро — что там у вас на работе случилось?
— Сейчас, только отойду, — проникся он серьезностью ситуации.
Он сжато рассказал мне о грядущем окончании эксперимента и о его последствиях для Татьяны. Я выслушал его молча, в очередной раз проклиная в уме Татьянин стоицизм. Вот это же надо было столько времени в одиночестве во всех этих мыслях вариться!
— Угу, — произнес я, наконец, уже мысленно выстраивая цепочку необходимых действий. — Теперь расскажи мне, в чем заключается ее работа — конкретно переводческая.
— Материалы по коллекциям переводить, в переговорах участвовать и переписку вести, — четко перечислил он. — А, да, еще и по телефону…
— В переговорах где-то раза два в год — это я знаю, — быстро продолжил я, — а новые материалы как часто появляются?
— Ну, тоже где-то также, — неуверенно протянул он.
— А как ты считаешь, можно всем, кроме переговоров, дома заниматься? — задал я самый главный вопрос. — И результаты вам через компьютер переплавлять?
— Ты, что, вообще обалдел? — опешил Тоша. — Ей скоро вздохнуть некогда будет!
— До этого скоро ей еще дожить нужно, — отрезал я. — И желательно нормальным человеком. Время я ей найду. Ты на вопрос отвечай!
— Да я думаю, что вполне можно, — задумчиво произнес он. — Но это же не я решаю…
— Твое дело — завтра эту идею Сан Санычу забросить, — велел я ему. — И понастойчивее.
— А если он все-таки откажется? — с интересом спросил он, явно ожидая дальнейших указаний.
— Вот об этом мне завтра и сообщишь, — постарался я оправдать его ожидания.
— Само собой, — с готовностью согласился он, — я Татьяне уже обещал.
— Мне — отдельно, — с нажимом уточнил я. — И первому. И ей пока ни слова.
Теперь оставалось только ждать решения Сан Саныча. Честно говоря, мне вдруг даже захотелось, чтобы он не согласился на мое предложение — так больший простор для маневров открывался. А Татьяна столько времени мучилась мыслями о своем безрадостном будущем в одиночестве, что у меня просто руки чесались поучаствовать, как следует, в его исправлении.
Когда я узнал на следующий день, что Сан Саныч дал-таки объявление об открывшейся вакансии переводчика, первой моей мыслью было устроить ему пробно-показательный психологический сеанс. Но потом я передумал — второго ангельского воздействия на любимого шефа она мне не простит. Мне показалось, что куда разумнее будет остаться в тени — пусть она лучше считает, что родной коллектив сам без нее жить не может.
Успешно завершенный эксперимент над Сан Санычем подсказал мне более интересное решение.
Поздно ночью я заперся, на всякий случай, в ванной (я, вроде, ненадолго, но эта мне ее не ко времени проснувшаяся чуткость…) и вызвал Стаса. Кратко обрисовав ему ситуацию, я попросил его направить несколько… кандидатов побестолковее на собеседование в Татьянин офис.
— Да вот не знаю, — замялся Стас. — Такие мероприятия вообще-то не по нашей части.
— А по чьей? — быстро спросил я, чувствуя, что если мне сейчас придется еще куда-то бросаться, то лучше время экономить.
— К темным нужно обращаться, — неохотно признался он, и у меня екнуло сердце.
— Как? — отрывисто бросил я, собираясь с силами перед неизбежным унижением.
— Тебе даже не ответят, — хмыкнул он, и, помолчав немного, добавил: — Ладно, мы сейчас с ними еще одно совместное дело ведем, так что я думаю, получится договориться.