А развивалось дело с ее рукописью точь-в-точь по их уже отработанному сценарию. Никаких официальных документов, подтверждающих задержки, никто ей, конечно, не давал (я бы и сам мог ей это спрогнозировать, если бы спросила!), но она с самого начала перезнакомилась со всеми сотрудниками, и при первом же упоминании о подхватившем грипп корректоре, тут же, в кабинете главного редактора, методично внесла в свои записи строку с его фамилией и сроками больничного. И я так понял, что подобных записей у нее уже накопилось достаточно — вот и Максим этот, наверно, всякий раз о результатах своих проверок ей докладывал.
Один только Тоша слегка беспокоил меня все это время. Нервный он какой-то сделался! Видеться у нас с ним уже не получалось (даже изредка, не говоря уже про каждый день!), но я ему позванивал… и всякий раз отшатывался от трубки, из которой на меня неслось яростное шипение. В офисе — «Не мешай работать!», вечером — «У меня ребенок на руках!», поздно вечером — «Ты сейчас всех разбудишь к чертовой матери!», на выходные — «Ты дашь нам погулять спокойно или нет?».
Я решил было, что его девчонкин наблюдатель все еще до бешенства доводит, но оказалось, что тот ему больше на глаза не попадался. На работе у него тоже все в порядке было — это я у Татьяны осторожно выяснил. И присутствие темной Ларисы его уже больше беспокоить не могло…
Меня начали мучить угрызения совести. Вот как-то выпал из поля моего внимания все еще молодой коллега — а ему явно моя помощь требуется. Дважды. Как профессиональная, так и психологическая.
С психологической помощью не вышло. Когда я однажды предложил подвезти его домой, чтобы дать ему высказать все, что на душе накопилось (ради основных обязанностей на экстра дополнительной работе можно и отгул взять!), он почему-то послал меня к туристам. Можно подумать, я у них хоть одну встречу прогулял! Я напомнил ему, что в списке моих приоритетов содействие коллеге стоит выше любых земных забот — он отрезал, что советы нужно давать, когда за ними обращаются.
Вот недаром я всеми внутренностями чувствовал, что его тесное общение с Мари… с отдельными людьми до добра не доведет! Научился, понимаешь ли! Перенял эстафету в протянутую руку помощи семечки сыпать — лузгай, мол, в свое удовольствие, только отвяжись! А у него, видишь ли, своих дел по горло!
Я вдруг замер, как вкопанный. Фигурально выражаясь — в процессе излияния благородного негодования. А ведь дело в том, пожалуй, что у него не по горло этих самых дел, а всего лишь по щиколотку — оттого и злится, как Татьяна совсем недавно. Или как я, когда она меня области применения сил бессовестно лишала. Нет, я всего равно себя в руках держал! Когда они не опускались… Не важно.
И ведь, если задуматься, в офисе работа уже давно для него рутинной стала, и домашние дела, судя по всему, уже в какую-то колею вошли — а его же хлебом не корми, дай только в Интернет нырнуть как раз по щиколотку. Только сверху. То-то он куда спокойнее был, когда Марина его своими изысканиями нагрузила! Я хмыкнул. Ну что ж, работу бюро по трудоустройству я уже, как будто, освоил… У Марины наверняка еще какое-нибудь поручение для него найдется. Тем более что оговоренные в договоре три недели уже к концу подходят…
После ближайшей же встречи с туристами я ринулся к Марине в кабинет. Похоже, сегодня побольше новостей будет, чтобы Татьяне похвастаться…
Дверь в Маринин кабинет оказалась закрытой. Я остолбенел. С таким пренебрежением с ее стороны я еще не сталкивался. Это что же она такое с этим… примером апатетической мимикрии обсуждает, что им от всех запереться понадобилось? Не исключая меня! Я прислушался. Еще и шепотом! Скрипя от унижения зубами, я направился к секретарше, чтобы выяснить, когда освободится руководящее непонятно чем в данный момент лицо.
— А Марины Павловны сегодня не было, — ответила мне она.
— Вообще? — У меня чуть челюсть не отвалилась — на Марину это совершенно непохоже было.
— Она вчера говорила, что не раньше, чем к обеду появится — задержалась, наверно, — пожала плечами секретарша.
Неужели у нее этих компрометирующих записей набралось уже столько, что в самую пору стало к активным боевым действиям переходить? Причем к настолько активным, что она про родную фирму, в которую всю жизнь вложила, забыла? Или там уже такая жаркая схватка идет, что она просто времени не замечает? Может, ей помощь нужна? Приглушить разгулявшиеся страсти, вернуть их в русло холодного рассудка?
Выйдя на улицу, я нерешительно набрал ее номер. Не отвечает. Ну, конечно, увидела, кто звонит! Так, похоже, этот кто будет сегодня не хвастаться перед Татьяной, а подлизываться к ней. Да нет, что это я? Не подлизываться, конечно, а предлагать ей — благородным жестом — очередной шанс принять активное участие… Да какая разница! Главное — узнать, что происходит!
В тот день я взял-таки отгул на экстра дополнительной работе — прямо домой с работы поехал.