— Горячая пора? — заорал я. — Там человек — твой бывший, между прочим — черт знает, во что превращается, а ты мне о нехватке рук, чтобы бумажки с места на место перекладывать? В нее уже каратели с темными вцепились — каждый всем ее фокусам потакает, лишь бы на свою сторону перетянуть! Мы просто обязаны показать ей обратную сторону чрезмерного самомнения, сбить с нее эту спесь, которая еще никого до добра не доводила! И от тебя требуется всего лишь свидетелем выступить, показания дать по твоему прошлому делу — практически в официальной обстановке: правду, одну только правду и ничего, кроме правды!
Отдельные возмущенные возгласы облеклись, наконец, в слова.
— Уважаемый ангел! — послышался у меня за спиной голос едва сдерживаемого неодобрения общественности. — Прекратите, пожалуйста, препятствовать работе одного из наиболее ответственных участков нашего отдела. У нас тысячи людей ожидают на земле помощи свыше, и Ваше неуместное красноречие лишает нас возможности оказать им эту помощь своевременно, укрепляя тем самым их веру в доброе и светлое.
— Если их тысячи, то они все равно ожидать будут, — саркастически хмыкнул я, — а у меня — один, который уже давно ничего от всех нас, вместе взятых, не ожидает, и веру которому не укреплять, а возвращать нужно. А насчет оказания своевременной помощи — в прошлый раз вы здесь лясы точили, пока он один за всех вас работал, так что обойдетесь без него полчасика и поворачиваться быстрее научитесь.
— Да что Вы себе позволяете? — понеслось на меня уже со всех сторон. — На каком основании? Кто Вам право дал?
— Люди, — рявкнул я изо всех сил, чтобы перекричать их возмущенное кудахтанье и под шумок опять подступить поближе к Марининому ангелу. — Которых вы ни разу в своей бесконечности в глаза не видели. Люди, которых нам доверяют, дают нам право защищать их от кого угодно — хоть от них самих, хоть от нас. И если ради этого понадобится кого-то за шиворот…
— Нет! — отчаянно завопил вдруг Маринин ангел, но я уже крепко ухватил его под локоть и зажмурился…
Открыв глаза, я сразу же почувствовал, что в мое отсутствие за нашим столиком шла жаркая дискуссия — сменившаяся гробовым молчанием, как только я вернулся с подкреплением. Не отпуская (на всякий случай) его локоть, я ногой подтянул стул от соседнего столика.
— Садись, — коротко бросил ему я, чуть ослабив хватку.
Несколько мгновений он не шевелился, словно кот, вывалившийся из переносной корзинки прямо посреди незнакомого двора, потом чуть дернулся в сторону от меня.
Пальцы у меня сами собой, рефлекторно сжались.
— Раньше сядешь — раньше к своим конвейерам вернешься, — напомнил я ему, чуть надавив на локоть.
Он практически рухнул на стул — и снова замер: у меня сложилось впечатление, что у него все конечности, включая голову и очки, в туловище втянулись, как у черепахи при сигнале опасности. Ноги он спрятал под стул, руки сцепил на коленях и глаз от них не поднимал.
— Так, теперь давайте знакомиться, — присел и я рядом с ним — очень рядом, чтобы успеть перехватить в случае попытки к бегству. — Вон Стас — ты его уже знаешь. Вот это — Тоша, наш… по крайней мере, мой коллега и тоже, между прочим, молодой. Это — моя жена Татьяна, а вот это — Марина, — быстро, минуя Максима, представил я ключевую для него фигуру нашей компании, чтобы не объяснять, каким образом в нее темные затесались — точно ведь в бега кинется. — А это… — обведя глазами всех, кого я только что назвал, я вдруг запнулся.
Там, у нас, это мысль мне даже в голову не пришла, но здесь на земле я вдруг растерялся — как его назвать-то? Ангелом, что ли — замечательно, а мы тогда кто? Не годится как-то сразу противопоставлять его всем остальным нашим представителям. Бывшим Марининым ангелом? Тоже не пойдет — так я словно нарочито подчеркну ту связь между ними, от которой она так отчаянно отбивается. Не говоря уже о том, что слишком длинно. Так же, как и ангел-энергетик — вообще непонятно…
Я окинул его скептическим взглядом. Моя бы воля, я бы его Акакием назвал. А что — прямо, как Татьяна говорила: главное, чтобы первая буква совпала… Святые отцы-архангелы, да что же я мучаюсь, когда рядом со мной специалист сидит?
— Татьяна, обзови его как-нибудь, — попросил ее я, чуть ли не впервые в жизни с упоением предвкушая взрыв ее фантазии.
— Киса, — тут же отозвалась она, мечтательно улыбаясь.
Я оторопел, отчаянно хлопая глазами в надежде, что после очередного смаргивания в облике его проступит, наконец, хоть что-то от милейшего, пушистого домашнего любимца с кокетливым бантиком на шее. Да что же это у нее для всех нежные, ласковые имена в миг рождаются, а как для меня, так… Впрочем, как мы уже выяснили, мое имя говорит о твердой воле и непоколебимости в достижении своих целей — так что можно считать, что в моем случае она потрудилась в самую сущность моей природы заглянуть, вместо того чтобы всякие завитушки к ней пририсовывать.
Интересно, а как бы она Стаса назвала?