— Так ты говоришь, что все это и при УЗИ увидеть можно, — перебил он мою вдохновенную речь о преимуществах духовного наблюдения над техническим, напряженно хмурясь.
— Ну…. в целом, да, — неохотно признался я, — но картина совсем не такая отчетливая.
— И настроение по движениям даже можно определить? — продолжал допытываться Тоша.
— Конечно, — небрежно бросил я тоном знатока. — А ближе к концу — так и по мимике.
Он вытаращился на меня во все глаза.
— Ты, что, к врачу с ней не ходишь? — подозрительно прищурился я.
— Конечно, хожу! — возмутился Тоша. — Но не в кабинет — неудобно мне… А на УЗИ так вообще не прорвешься: одна выскочила, другая вскочила, а следующие в очереди, как тигрицы, дверь охраняют.
— Ну, туда-то тебе точно не нужно! — уверенно заявил я. — Ты и сам все можешь увидеть — и куда детальнее. Ты же наверняка и другое сознание рядом с Галиным ощущаешь — нужно только сосредоточиться на нем и подступаться очень осторожно, чтобы не спугнуть…
— Ничего я не ощущаю, — удивленно возразил мне Тоша. — Это же — не мой объект, как я могу его ощущать?
Я запнулся на полуслове, озадаченно моргая.
— А я почему ощущаю?
— Не знаю, — дернул плечом Тоша. — Может, тебя как-то случайно на обоих замкнули?
Отлично — если у меня что-то получилось, то это, разумеется, не мое достижение, а чья-то ошибка.
— И всякий раз случайно? — сдержанно поинтересовался я. — Ты бы поменьше ехидничал — я бы тогда, возможно, и за тебя словечко замолвил, чтобы и тебя замкнули…
— Не надо! — резко выпрямился Тоша. — Я могу что-нибудь… напортить. И так в доме такой бедлам — боюсь, что на ребенке уже сказывается, потому и посмотреть хочу… Но только на экране! — В голосе у него появилось уже печально знакомое мне нездоровое оживление.
Говорил бы уже прямо, что с новой техникой ознакомиться хочет. Я почувствовал, что нужно срочно переводить разговор на что-то другое.
— Какой бедлам? — озабоченно спросил я. — Ты же говорил, что все скоро успокоится.
— Говорил! — нехотя протянул он, и глаза у него как-то странно забегали. — Откуда же я знал, что Галина мать мою вину усмотрит во всем, что даже в мое отсутствие происходит?
— Ну, давай, я попрошу, чтобы тебя на нее ненадолго замкнули, — предложил я. — Правда, нужно, чтобы инициатива от нее исходила — чтобы она сама к нашим обратилась.
— О, к Богу она каждый день взывает! — разражено фыркнул Тоша.
— Ну, и отлично! — обрадовался я. — Судя по всему, по ее запросам отказ идет — можно будет договориться, чтобы их на тебя, хоть на полчасика, переключали…
— Нет-нет-нет, — решительно отказался Тоша. — На прямое влияние на посторонний объект я точно не пойду. Опять потом на контрольную комиссию вызовут — объясняться, по какому праву полномочия превысил и каким образом средства для этого выискал. И себя, и других под расследование подставлю. Так что, спасибо, но не нужно.
У меня возникло очень неприятное подозрение, что он опять что-то недоговаривает, но в этот момент рабочий день подошел к концу, и нам пришлось прерваться. И не просто рабочий день, а вся неделя — и за выходные, на которые выпало наше первое посещение концерта классической музыки и галереи изобразительного искусства, я как-то забыл о разговоре с Тошей. Да и доверять же я ему, паразиту, уже начал!
Поход в филармонию мне очень не понравился. По целому ряду причин. Во-первых, пришлось променять на него очередной сеанс йоги. Во-вторых, вместо спокойного отдыха дома пришлось тащиться через полгорода, да еще минут пятнадцать место для парковки искать — народ там, судя по всему, собирался непростой. Настроение этого народа в зале прямо подпадало под определение болезненного возбуждения — публика, казалось, настраивала себя на предстоящее действо так же, как и музыканты свои инструменты. Люди примеряли на лица выражения различной степени восторга, обмениваясь впопыхах последними репликами перед тем, как замереть, затаив дыхание и уставившись в одну точку — точь-в-точь, как перед сеансом гипнотизера.
Когда же заиграла музыка, я вжался в кресло под ударами — как будто прямо по нервам — сырой энергии, мощными волнами накатывающейся на меня со сцены. Временами мне удавалось перевести дух, но затем опять следовал громоподобный аккорд, и я цепенел, испуганно косясь на Татьяну. Это же если я вздрагиваю, то каково там парню сейчас?
Татьяна, как выяснилось чуть позже, полностью разделила мое мнение. Чуть ли не впервые в жизни. И молча, разумеется. Но это неважно — главное, что через пару дней она гордо продемонстрировала мне кучу дисков (опять в обеденный перерыв Тошу в магазин потащила!), и с тех пор мы эту классическую музыку дома по вечерам слушали. Тихо — и исключительно то, что нам понравилось. Она еще и диски со звуками природы купила — и их мы слушали намного чаще. Если закрыть глаза, то даже ощущение возникало, что сейчас — лето, и мы — у реки: вода журчит, птицы чирикают, листва шуршит…