– С вами вообще подохнешь, - гремел бас, - ума лишишься, станешь слюни пускать и уродом на тот свет уйдешь! Ты про Игоря Сорокина слышал?
– Конечно!
– Ну-ка, немедленно скажи мне, кто он такой!
– Вы шутите?
– Я тебе, как главный редактор, блин, приказываю, - завизжал Николай Сергеевич, - проверить хочу, может, ты…, не так в ситуации разобрался!
– Игорь Сорокин, - вытирая вспотевший лоб рукавом свитера, загундел критик, - олигарх, владелец крупного медийного холдинга, издает более сорока журналов и газет.
– Ты в курсе, что Сорокин три недели назад приобрел наш журнал? - зашипел Николай Сергеевич. - Он теперь хозяин-барин, а ты рубишь дерево, на котором мы сидим! Говорил вам на летучке: позиция меняется.
– Да? - вякнул Македонский. - Я, типа, не был на собрании!
– Ты…, типа отсюда пинком под зад вылетишь, - пообещал главный редактор. - Ты в курсе, кто у нового хозяина сын?
– Не-а, - необдуманно ответил Македонский. - Небось мальчик-мажор на «Бентли».
Я невольно поежился, вспомнив про автомобиль Норы, тоскующий на парковке. -…! - устало произнес Николай. - Как же мне дураки надоели! Огнеметом бы вас, да где других борзописцев взять! Ты не прав, у сына Сорокина «Ламборджини»,[11] и он его сам заработал, не у папы выклянчил. Имечко сынули нашего хозяина - Костя Рябов, он владелец издательства, которое выпускает Смолякову, она звезда его фирмы. -…! - выругался Македонский. - Мне никто не сообщил! Но почему папа Сорокин, а сын Рябов?
– По кочану, - пошел вразнос главный редактор. - Твой рейтинг должен выглядеть так: на первом месте Смолякова, на втором месте Смолякова, на третьем месте она же! Она гениальна, потрясающа, великолепна, никто с ней сравниться не может. И запомни, блин! Если хоть каплю дерьма из себя выдавишь, урою, а Сорокин тебя раздавит, уедешь в город Сухонавозинск и там будешь о местном Союзе писателей вещать! Пушкин, блин!
– Понял, понял, - залепетал Македонский, - виноват, исправлюсь. Каждый может ошибиться! Сейчас переделаю.
– Хорошо, - выдохнул Николай, - и еще, чтоб не было никаких порочащих Смолякову заявлений даже с бухалова. Мигом узнаю и уволю.
– Да я понял! - со слезой в голосе воскликнул Александр.
– Даю Аську, - сменил гнев на милость начальник. - Да, вот еще, псевдоним смени! Пушкин больше не канает! Он Смолякову поносил!
Из телефона послышалось потрескивание, затем полилось сопрано:
– Блин! Включать магнитофон или ты не готов?
– Напомни название нового бестселлера Миладочки, - пропел Македонский.
– «Черепашка в шоколаде», блин!
– Нехорошо так говорить, - окоротил критик девушку, - посторонние могут подумать, что в редакции нашего журнала не любят Смолякову. Пишем, кха, кха! «Удивляет, с каким замечательным постоянством Милада Смолякова выпускает бестселлеры. Каждая ее новая книга моментально взлетает на вершину рейтинга и держится там годами. Я в одно мгновенье проглотил «Черепашку в шоколаде», увлекательный сюжет, загадочные повороты событий, емко выписанные персонажи, тонкий юмор - вот фирменный стиль Смоляковой, вот за что ее обожают миллионы читателей не только в России, но и за рубежом. Кое-кто может с презрением сказать: «Фу, она пишет детективы». Позвольте возразить, в литературе существуют разные жанры, беллетристика один из самых популярных. И потом, что такое «Гамлет» Шекспира? Если разобраться, это всего лишь криминальная история, бедный принц ищет убийцу своего отца. Смолякова чудо! Все читайте Миладу!» Фу! Все! Теперь подпись: Пушкин! Блин!
– Николай велел сменить псевдоним, - напомнила Ася.
– Верно, - потряс сальными волосами критик, - надо нечто оригинальное, креативное, Пушкин - это пошло, избито… э… э… Лермонтов! Ну как?
– Блин! - воскликнула Ася и отсоединилась.
Македонский откинулся на спинку кресла и замер. Я вновь начал водить глазами по листку с письмом читателя. Конечно, я всегда знал, что различные опросы, рейтинги и присуждения премий на самом деле чистой воды вкусовщина. Не зря же народ сложил пословицу про попа и его семью![12] Но несмотря на приобретенный с годами цинизм, я полагал, что нынче журналисты озвучивают, пусть слишком агрессивно, собственную позицию, делятся личным мнением, а читателю решать, разделяет он его или готов поспорить. Но сейчас я убедился в полнейшей продажности критика, претендующего на честность. Интересно, почему журналисты так кричат о свободе слова? Может, потому, что понимают, в любой момент кто-нибудь щелкнет бичом и придется им танцевать джигу?
– Устал, как лошадь, - вдруг сказал Македонский, - работа сжигает меня, пойду поем!
Грязный ботинок небрежно наступил на розового зайку, честный и объективный критик, знаток ненормативной лексики, неподкупное золотое перо и глашатай литературного Олимпа исчез в коридоре.
Я встал, поднял длинноухого, стряхнул с него пыль и водрузил на стол. Мне не нравится наглая Светик, и я не фанат плюшевых уродцев, но ведь игрушка ни в чем не виновата!
Внезапно меня охватило желание встать под горячий душ, я пошел в туалет, чтобы освежиться.