Ангел-наблюдатель (СИ)

— Наблюдатели также настойчиво подчеркивают, — опять встрял волосатый, — что земное наследие исполинов неминуемо вызывает в них стремление к объединению всего лишь на основе особенностей их происхождения и в ущерб их более высокому духовному предназначению. Не исключено, что противодействие нам могут оказать даже прошедшие наш селекционный отбор, но оказавшиеся неспособными отрешиться от сугубо земных ценностей и привязанностей.

— Мне кажется, что такие ситуации нужно будет по мере поступления решать, — пожал плечами я.

— Именно поэтому, — одарил меня ослепительно благосклонной улыбкой волосатый, — Вашему отделу вменяется в обязанность разработка всевозможно доступных в земных условиях схем их нейтрализации.

— Чего? — вытаращился я на них самым неприличным образом.

— Ситуаций, в которых нашему сообществу и его законам может быть оказано открытое противодействие, — невозмутимо объяснил мне лысый.

— Каковой должна быть конечная цель такой нейтрализации? — коротко спросил я, закрывая папку. Чтобы было, что руками крепко сжать.

— Устранить подобные деструктивные источники, — хладнокровно поведал мне лысый, — мы не можем себе позволить. Это противоречило бы самим принципам нашей деятельности на земле. И могло бы, что немаловажно, оказать разлагающее воздействие на отдельных представителей нашего собственного сообщества. Поэтому задача состоит во временном выведении из активного состояния представляющих для нас угрозу исполинов. С тем, чтобы на земле сложилось впечатление, что они на пару дней оказались без сознания, но и без каких-либо серьезных повреждений, разумеется. За это время мы вполне успеем очистить их память от каких бы то ни было сведений о нашем сообществе. Что позволит нам впоследствии дать им еще один шанс постепенного знакомства с ним и принятия его устоев.

Я молчал. Вспоминая, как мы вытаскивали Марину. А потом и мелких. Заинтересовав целителей возможностью поизучать их. Показав, что нашими средствами их всегда можно откачать. Своими руками проложив дорогу этому решению.

— Этой задаче в деятельности Вашего отдела отныне придается приоритетное значение, — продолжал тем временем лысый. — Можете приступать.

— И еще одно, — словно спохватился волосатый. — Вопрос об исполинах вызывает в нашем сообществе чрезвычайно противоречивую реакцию. Поэтому, во избежание уже упомянутого разлагающего воздействия, это новое направление деятельности Вашего отдела находится под грифом абсолютной секретности. Я подчеркиваю — абсолютной. Обсуждение любых его аспектов, само упоминание о нем в присутствии какого бы то ни было члена нашего сообщества, — он сделал паузу, глядя на меня, как удав на кролика, — будет признано равносильным разглашению его исполинам.

По дороге назад, в кабинет меня чуть не подбрасывало. Оттого, наверно, и мысли в голове утряслись. Оказавшись, наконец, у себя, я от всей души швырнул папкой в стену, сел за стол и принялся их рассортировывать.

Так, пока еще не конец света. Нейтрализовать придется только открытых бунтарей — значит, нужно сделать так, чтобы их не оказалось. Черт, я же предупредить никого не могу! Ладно, если придется, аварию организуем ювелирную — на земле для такой на каждом шагу букет возможностей. Чтобы на теле ни царапины, только отключка на денек — человека сознания лишить нажатием пальца в нужном месте можно. Нужно будет у целителей уточнить. Черт, опять же не могу! Ладно, будем планировать каждую операцию, ориентируясь на людей — мелкие-то в любой передряге покрепче оказаться должны. А потом лично с энергетиков не слезу, чтобы нашу дозу им влупили, для полного восстановления. Да что ж такое, и это не могу!

Не могу. Не могу я на такое пойти, и точка! А приказа ослушаться могу? Ну да, сейчас. И потом — не решение это. Ну, сошлют меня в другую галактику, к каким-нибудь первобытным — языческие представления из умов вышибать — а здесь они что, мелких в покое оставят? Еще раз сейчас. Свято место пусто не бывает — поставят вместо меня кого-то, кто о ювелирности даже не задумается. И на такого мелких бросить? И психов этих моих, которые перед ними живым заслоном станут? Так их тоже, без всякого раздумья, под очистку. В лучшем случае. Не могу.

Да что я вообще могу? Я — к которому руководители отделов, сняв шляпу, обращаются? Не говоря уже про рядовых собратьев, которым моего взгляда хватает, чтобы у них выправка ветеранов появилась. И это меня какие-то приборы ходячие, роботы бездумные, черви книжные, жизни не знающие, в угол загнали? Из которого либо в отставку, либо в дубинки в их руках? С одинаковым результатом для тех голов, на которые та дубинка нацелена, и для моей собственной совести.

И вдруг я понял, что кое-что все-таки могу. Именно в своей должности, которая позволяет мне при необходимости не оглашать источники полученных тревожных сигналов.

Через пять минут я уже был у внештатников. У их главного. Чтобы без проволочек делу ход дать.

— У меня официальное заявление, — произнес я, без приглашения усаживаясь на стул у его стола и протягивая ему лист бумаги.