Ангел-наблюдатель (СИ)

— Это я и Дара, — принялся он тыкать пальцем в фигурки, — а это — мой Бука, а это — ее.

— А! — рассмеялась я. — У Даринки тоже Бука есть?

— Ага, — довольно кивнул он. — Только у нее… другой.

— Какой другой? — Мне показалось, что я поняла: один из них придумал себе этого Буку, а второй — и себе туда же, и начали они подстегивать друг друга в своих выдумках.

— Мой… — На мгновенье он задумался, — … твердый, как каменный. И колючий. А у Дары раньше тоже был твердый, а теперь… мохнатый, как плюшевый.

Я снова рассмеялась. Но Таня, услышав мой рассказ о том, что Игорек дорос уже до создания своих собственных сказок, пришла в самый настоящий ужас. Честно говоря, мне хотелось напомнить ей, что она и сама в детстве постоянно в облаках витала, но, в отличие от Игорька, никогда не рассказывала, что там видела, но в ее голосе звучала такая тревога, что мне пришлось пообещать ей, что я постараюсь разубедить Игорька в реальности его Буки.

— Игорек, а ты своего Буку видишь? — спросила я его на следующий день.

— Не-а, — охотно ответил он. — Он не любит, когда на него смотрят.

— А откуда же ты знаешь, где он? — продолжила я.

— Не знаю, — снова пожал он плечами. — Просто знаю.

— А помнишь, мы с тобой про эльфов говорили? — напомнила ему я. — Ты ведь мне сам сказал, что если я их никогда не видела, значит, не могу знать, что они есть.

— Так то эльфы, — протянул он. — Они есть, только не у нас, а в сказках.

— Значит, Буки тоже у нас нет, — настаивала я, — если его не видно?

Он задумчиво наморщил лоб, и вдруг метнулся к краю дивана и присел за ним.

— Ты меня видишь? — спросил он меня оттуда.

— Нет, — улыбнулась я.

— Но я же есть! — торжествующе завопил он.

— Так ты ведь говоришь! — уже откровенно рассмеялась я, и вдруг насторожилась. — Твой Бука же с тобой не разговаривает, правда?

— Хорошо, — произнес он, подумав, и затих.

Через несколько минут я занервничала — что он там делает?

— Игорь, — позвала я его, — ну-ка вылезай оттуда!

Над подлокотником дивана показалось его расплывшееся в победной улыбке лицо.

— Ага! — почти пропел он. — Меня и не видно, и не слышно, а ты все равно знаешь, что я там!

Так и пришлось мне доложить Танюше в пятницу, когда они с Анатолием за Игорьком приехали, что его фантазии на твердой логике базируются, сбить его с которой мне не удалось. А как по мне, так и незачем — обычное здоровое детское воображение, которое в учебе, например, ему только поможет.

Но родители его, как выяснилось, рассудили иначе. Все выходные, наверно, с ним разговаривали, а Анатолий и навыки свои психологические, небось, использовал — но только с тех пор перестал Игорек и мне про своего Буку рассказывать, и на картинках его рисовать. А вот вечерами, когда он ложился спать, я частенько под его дверью слышала, что он тихонько с кем-то разговаривает. И если я заглядывала к нему, чтобы спросить, не хочется ли ему чего-нибудь, он делал вид, что уже заснул.

Я снова попробовала поговорить с Таней — в самом деле, он же теперь в одиночестве целую компанию друзей себе вообразит! — но она твердо стояла на своем.

— Мама, я тебя просто не понимаю, честное слово! — бросила, наконец, в сердцах она. — Ведь ты же сама столько раз мне говорила, что нечего в жизни на всякую ерунду отвлекаться!

— Так то в жизни, — резонно возразила ей я. — Вот начнет учиться — тогда понятное дело. А сейчас пусть себе фантазирует на здоровье — что в этом плохого, особенно, если у него и детали хорошо продуманы?

— Мама, — вздохнув, терпеливо продолжила она, — когда у ребенка появляются такие воображаемые друзья — это очень плохой признак. Это не я так думаю, это Анатолий говорит — а ему в таких делах можно верить. Это — его работа, в конце концов.

— Так, может, его нужно к доктору повести? — испугалась я.

— Да к какому доктору?! — схватилась она за голову. — Ты себе представляешь, как ему врежется в память то, из-за чего его к врачу повели? А там еще, не дай Бог, на учет какой-нибудь его поставят, и что потом — всю жизнь на регулярные осмотры являться?

— А что же делать? — растерялась я.

— Ничего! — отрезала она. — В садик ему нужно идти — ему общения не хватает. А пока просто не обращать внимания — рано или поздно потеряет он интерес к этому Буке! — закончила она с такой яростью в голосе, что я окончательно покой потеряла.

Но нужно признать, что в конечном итоге она оказалась права. В наших разговорах Игорек злополучного Буку больше не упоминал, а если он и беседовал с ним перед сном, то так тихонько, что я с тех пор ни разу и не слышала. А вскоре и весна пришла, и мы стали все дольше находиться на улице, а там уж нам всегда находилось, о чем поговорить — из того, что мы видели и слышали.

За весной, как и положено, пришло лето, и родители снова повезли Игорька к морю, и оставшиеся после этого до садика три недели он только и рассказывал мне о всяких подводных чудесах — родители маску ему купили.