Ангел-наблюдатель (СИ)

Игорь ни разу не пожаловался, я даже и не замечала ничего, пока Олежке вмешаться не пришлось. Он после школы обычно ко мне приходил, мы с ним, пока дети спали, уроки делали, а потом он уже домой шел. А то смотрю — что-то он задерживаться начал, это уже потом он мне рассказал. По вечерам, пока он с нами оставался, они притихли, а вот по утрам… Я, конечно, старалась с них глаз не спускать, но разве за ними всеми углядишь? И если я их ни на чем таком не поймала, а Игорь упорно молчал, мне и отчитать их не за что было.

Затем Дара вернулась, и Игорь вновь ожил. А Дара каким-то образом узнала, что здесь происходило, пока она болела. Я практически уверена, что Игорь и ей ничего не рассказывал — ни в Скайпе, потому что вести себя она стала иначе через несколько дней после возвращения, ни потом в садике, потому что, если один человек жалуется на кого-то другому, то последний — вольно или невольно — хоть пару раз на обидчика глянет.

И все же, как-то она об этом узнала — и Алеша с друзьями просто перестали для нее существовать. Даже когда Дара привлекала других детей в свою Игру, и они — случайно или неслучайно — оказывались в их числе, она пропускала их взглядом как пустое место. Такое нарочитое игнорирование даже взрослым неприятно, а уж дети и вовсе к нему болезненно относятся, и однажды, окончательно разозлившись, Алеша дернул ее за рукав — да так, что она чуть не упала. В запале он даже забыл на меня оглянуться, и я тут же ухватилась за возможность наконец-то наказать его.

Но не успела. Не успела я и рот открыть, как Игорь мгновенно оказался между ней и Алешей. Он не издал ни звука, не замахнулся, руки в кулаки не сжал — он просто стоял и молча, в упор, исподлобья смотрел на него. Он стоял спиной ко мне, и лица его я не видела, но, судя по всему, было в нем нечто такое, от чего Алеша отступил, затем еще раз отступил, а потом и вовсе отошел. От всяких «случайных» неприятностей Игорь с Дарой, по-моему, не избавились, но прикасаться к ним — кроме, как в игре — больше никто не решался.

Вот это был тот самый момент, когда я совершенно однозначно поняла, что у этих двух маленьких человечков одна дорога в жизни. Не знаю, почему — вот сколько людей может вспомнить лучшего детсадовского друга? Между ними было что-то большее — не любовь, конечно, в том-то их возрасте смешно было бы о любви говорить — скорее, это было какое-то полное единение. Такие чувства, говорят, между близнецами возникают, когда они не только по крови, но и по духу, и по интересам близки — и постоянное общение между собой им просто жизненно необходимо.

Одним словом, мелькнула у меня тогда мысль, что если им случится потом еще и влюбиться друг в друга, то, похоже, их родителей хоть трагедии первых детских увлечений минуют.

Не удержалась я — в тот же вечер поделилась своими наблюдениями с этими самыми родителями, но только мимолетом и скороговоркой, чтобы Игорь с Дарой не услышали и кто-нибудь заведующей опять на мою пристрастность не нажаловался. Галя улыбнулась в ответ, мечтательно вздохнув, а вот Татьяниной реакции я не ожидала.

Она чуть покачнулась, Анатолий, бросив на Тошу короткий взгляд, небрежно обхватил ее за плечи, прижал к себе, и она, словно в смущении, спрятала лицо у него на груди — но я успела заметить, как скользнула по нему какая-то мучительная гримаса. Спросить, что случилось, я не успела — меня Тоша чем-то отвлек. И вот до сих пор не пойму — то ли это мне сейчас, в свете последующих событий, кажется, что я тогда у нее на лице что-то такое усмотрела, то ли это она, со своей знаменитой интуицией, уже тогда что-то учуяла…

Я решила больше не шутить на эту тему, но она сама вернулась к моему замечанию — когда мы на майские мой день рождения у нас на даче праздновали. После горячего, как всегда, папы с детьми отправились на улицу, Галя тоже с ними пошла — впервые (вот уж кому точно мои намеки понравились!), а Татьяна увязалась за мной посуду мыть.

— Свет, я по поводу этих твоих разговоров про Игоря и Дару… — начала она, недовольно хмурясь.

— Татьяна, да ты вообще сдурела! — возмутилась я. — Я в шутку слово обронила, а ты космическую проблему из него строишь!

— Может, ты и в шутку, — разозлилась и она, — но только дети не только слова слышат, а еще и то, что за ними стоит, чувствуют. А то, что в детстве в память запало, может потом всю жизнь в ней сидеть.

— А если и так, так что такого? — прищурилась я. — С каких это пор ты считаешь, что нужно за других людей думать, что им хорошо, а что — плохо?

— Вы чего ругаетесь? — послышался от двери голос Марины.

— А что это ты своих орлов в одиночестве бросила? — совершенно нетипично для себя съязвила Татьяна.

— А я их отправила выдержку тренировать под огнем Дариного обаяния, — насмешливо фыркнула Марина. — Вернее, Макс сам побежал, и Киса тут же за ним потянулся, а Стасу одному за столом скучно, наверно, стало. Ничего, пусть учатся, — махнула она рукой, — им с этими мелкими полезно общаться.

— Да? — заинтересованно глянула я на нее.

— Отстань, — лениво дернула она плечом. — Так что это у вас за крик тут стоит?