Моё заявление вызвало панику. Все почему-то решили, что я приведу с собою толпы захватчиков. Вся родня прибыла отговаривать меня от путешествия, но я был упрям, самонадеян и непреклонен. Изменило их мнение только моё заявление о том, что я могу обеспечить им поступление новых партий металлов. Старые бронзовые ножи и топоры, что поступали от финикийцев в то время, когда они держали факторию по добыче пурпура на Тенеифе, уже никуда не годились. В итоге некоторая часть родни согласилась с тем, что поездка может принести небольшую пользу. Через полгода я вступил на корабль, уходящий к берберам с грузом пурпура, что получали на Тенеифе сразу из двух источников: из моллюсков и лишайников. С собою я вёз четырёх собак. Ходили слухи, что наши собаки ценятся в других мирах. По прибытии в землю берберов я понял, почему: наши собаки были потомками тех, с которыми наши предки охотились ещё на мамонтов. Они были намного крупнее всех тех шавок, что подбирали отбросы в порту.
Король берберов Жуба Второй принял подарок в виде собак с большим удовольствием. Меня представили ему как сына царя с самого дальнего из Счастливых островов. Выслушав мои пожелания объехать весь свет и узнать как можно больше, он надолго задумался. Потом он принял решение:
— Несколько лет назад мои люди плавали к вашим островам. Мы получаем очень неплохие доходы от фактории на вашем острове. Римляне с большим удовольствием покупают пурпур. Пожалуй, я помогу тебе. Я мог бы дать тебе денег, охрану и провожатых. Но при таком дальнем путешествии деньги у тебя, скорее всего, отберут, а охрану перебьют. Кроме того, денег у тебя нет, а благотворительностью я не занимаюсь. Ты, случаем, писать и считать не умеешь?
— Умею считать до пять раз по двадцать, на пальцах, и писать чёрточками.
Свита царя сдержанно хихикнула.
— Пожалуй, я обучу тебя чтению и письму и продам в рабство кому-нибудь из хороших купцов. Не беспокойся, когда вернёшься, деньги верну, ещё и награжу за рассказы.
Так мы и поступили. Целый год меня доучивали грамотности и языкам, а через год царь призвал меня к себе и представил купцу в очень странной одежде. Он был завёрнут в длинный кусок шерстяной ткани — очень жарко и неудобно, на мой взгляд. Царь наказал служить купцу со всем тщанием и честностью. Я обещал. О том, кто я есть на самом деле, купцу не сказали.
Со хозяином мы объехали всё Средиземноморье. Купец был в восторге от нового раба — он был преданным, ловким, выдержанным, не утаивал деньги и не грубил. Когда через десять лет я, как и было договорено, покидал его, он предлагал мне огромные деньги за то, чтобы я остался. Но я, конечно, не согласился. Все эти десять лет я впитывал всё, что видел: конструкцию латинских парусов и историю республики, подробности разных культов, философские доктрины и нюансы сельского хозяйства. Все эти новости нужно было принести моему народу. Отчаявшись, купец сказал, что не отпустит со мной мою жену — рабыню, которую он дал мне на второй год службы. Это расставание далось мне тяжело: у нас уже было двое детей. Почти все заработанные деньги я отдал ей.
В ходе путешествий выяснилось, почему финикийцы и другие моряки больше не плавали мимо наших островов в Америку. Из Америки они везли в основном стратегическое сырьё — оловянную руду, которая ранее была необходима для производства бронзы. Теперь, после завоевания римлянами земли инглингов — Англии, поставки английского олова выросли, а сама бронза потеряла ценность. Оружие и инструменты теперь делали из железа. Финикийцы, не желая рассказывать о своих промыслах в Америке, распустили жуткие легенды о том, что в Атлантическом океане живут страшные чудовища, которые ломают корабли длинными щупальцами и утаскивают на дно. А потом не стало и самих финикийцев: римляне, захватив Карфаген и Новый Карфаген (Картахену), прервали историческую память. Потому к нам никто больше и не плавал.
Царь Мавритании, как теперь называлась земля берберов, слушал мои рассказы целую неделю. Он предлагал мне дворец ради того, чтобы я остался его слугой, но я был упорен в своём желании вернуться к своему народу. Через двенадцать лет после отбытия я вернулся на острова.
За время моего отсутствия четверо из пяти моих старших братьев погибли. Один получил камнем в голову в ходе совершенно безобидной перебранки с соседним племенем (обычно пограничные трения заканчивались словами и парой — другой брошенных камней). Второй утонул во время рыбалки при штилевой погоде недалеко от берега, на виду у всего племени. Третий поцарапался и умер от заражения крови. Четвёртый женился и в первую же ночь умер от восторга. В живых оставался только самый старший брат, он и правил вместо отца, который ослаб и отошел от дел. На острове начали поговаривать о проклятии, висящем над родом. Отец слёзно просил меня поберечься.