– Сам бы я нипочем не догадался, – не спеша переходить к ответу, промолвил Булгарин. – Но, как вы знаете, я слежу за своими новыми эмпатами, хотя эти двое – не такие уж новые, лет двадцать тому, как они заинтересовались моей персоной и этой рукописью в особенности. Признаться, поначалу мне было лестно, что солидные господа интересуются мною не как объектом эпиграмм уважаемого Александра Сергеевича, а как отдельной личностью и литератором, поэтому я частенько наблюдал за ними. Когда я наконец прознал, что именно их интересует во мне, был преизрядно фраппирован. Оказалось, что не интересуют их детские и юношеские переживания малютки Тадеуша, и до литературного стиля Фаддея Венедиктовича дела им тоже нет. А интересовались эти господа всего лишь единственным эпизодом моей отроческой жизни – эпизодом, который я бы ни за что не упомянул в своих записках, когда бы не желание изложить предельно честно без исключения всего, что я запомнил. Петр Андреевич, позвольте вас мальвазией попотчевать, – с этими словами Булгарин наполнил до половины невесть откуда взявшийся фужер и придвинул к Пете.
Петя безо всякого желания отпил из бокала, и спросил:
– Так что же это за эпизод был?
– Вкратце говоря, когда мне не было и десяти, у нас в имении гостил старый приятель отца моего, человек ученый и ласковый, но не крепкий рассудком – сумасшедший, попросту говоря. Об этом определении я услышал от прислуги, да и маменька, заметив, что сей господин преисполнившись приязнью к сыну, старается проводить со мной побольше времени, предостерегала меня от безусловной веры всему, что он говорил. А говорил он весьма необычные вещи, утверждая, например, что знает способ общения с душами умерших и даже умеет заставить их выполнить свои поручения.
Тадеуш Янович, вы бы поскорее рассказывали, – попросил Петя. – Что там они ищут в вашей рукописи?
– В рукописи я в подробностях описал загадочный обряд, при котором по приглашению друга отца присутствовал. Обряд этот он называл странным словом секвенция, и в тот момент мне действительно показалось, что мы разговаривали с усопшими.
Петя подождал немного, не скажет ли наставник еще чего, не дождался и уверенно произнес:
– Чушь полная, чепуха! Никогда не верил во всяких медиумов!
– А в то, что вы со временем станете ангелом, верили? – Петя смутился и отвел глаза.
– Тем не менее, я тоже допускаю, что это чепуха, – продолжил наставник. – Но дело не во мне и не в вас, Петр Андреевич. Дело в тех людях, которые чепухой это не считают. Людях, которые послужили причиной вашей смерти. Убили они вас не преднамеренно, но если бы не видели другого пути завладеть описанием обряда, пошли бы и на сознательное убийство. И пойдут еще, не сомневайтесь, если им покажется, что нет другого пути, чтобы получить желаемое.
Мысль о том, что Маришка, у которой находится рукопись, находится в смертельной опасности, пришла Пете, только когда он улегся на кровать с высокими подушками в комнате для гостей. Он попытался сосредоточиться на этой мысли, но сон накатил неотвратимо, и проснулся Петя только утром от раздражающего жужжания комара.
Глава VI