Он открыл дверцы книжного шкафа, порылся в нем, аккуратно разложил, как это делают опытные продавцы, на журнальном столике свой "товар". Глаза Валентина сощурились, в них зажегся знакомый Воронкову жадный блеск. Короткопалая, покрытая рыжеватыми волосами широкая ладонь потянулась к серебряному дискосу. "Свет наш Господь наш", - с трудом вслух прочитал Валентин выгравированную на выпуклом серебряном боку надпись церковнославянской вязью.
- Красиво писали, - он ухмыльнулся. - И вещица красивая. Ничего не скажешь. Только ей цены нет.
- Что значит - "только"? - настороженно спросил Воронков.
- Очень просто, я ведь тебе уже объяснял. В комиссионке культовые вещи не берут, на Большой Полянке - тоже. Значит, нужен любитель-фанат. Или - как лом, на вес. Серебро высокой пробы. Этот чертогон грамм двести тянет. - Он повертел в своих толстых коротких пальцах старинный крест с распятым Христом.
Валентин еще раз оценивающе, прищурив глаза, оглядел разложенные на столике кубки, кресты, серебряный оклад от Евангелия, дарохранительницы...
- Это все?
- Еще кое-что имеется...
Воронков вышел в другую комнату и вернулся, бережно держа в руках фарфоровую вазу и бронзовую скульптуру. Так же осторожно поставил их на столик. Ваза излучала благородную красоту, и красота эта на мгновение погасила жадный блеск в глазах гостя; они зажглись искренним восхищением.
- Где достал? - деловито осведомился он, не отводя глаз от вазы и не решаясь еще взять ее по привычке в руки.
- У одной божьей старушенции, деньги ей срочно понадобились, на квартиру дочери, что ли...
- А это откуда? - московский гость оторвался, наконец, от фарфоровой красавицы и указывал на бронзовую скульптуру двух обнаженных женщин и мужчины, стоящих возле лошади. Попытался прочитать выгравированную на металле надпись. - Черт его разберет, не по-нашему написано.
- "Похищение сабинянок" - вот как она называется, - снисходительно пояснил Воронков. - Есть миф такой. Тоже французская работа. По случаю достал.
В комнате стало тихо, оба собеседника замолчали. Откуда-то издалека донесся отчетливый мелодичный бой часов. Городские часы пробили полночь.
Гость очнулся, сосчитал удары:
- Однако уже поздно. Пора и на боковую.
Он зевнул, обнажив в оскале крепкие, белые, один к одному зубы:
- Ладно, беру. Вместе с Сарьяном, Левитаном и этой картинкой, ну, с паровозом. Если, конечно, они не локшовые. Снесу на атрибуцию. - Заметив колебание на лице Воронкова, жестко добавил: - Или все, или ничего.
Воронков поспешно согласился. Он всегда соглашался со своим московским приятелем. А тот вытащил из кармана бумажник, отсчитал две пачки купюр:
- Это - за прошлый мой приезд. А это - аванс Окончательный расчет после. Как обычно.
"Сухарик"
Кучеренко вылез из черной "Волги", прошелся, разминая затекшие от долгого сидения ноги, вдохнул всей грудью остро пахнущий свежестью холодный воздух.
- Подмораживает, а у нас слякоть, - обернулся он к своим спутникам. Погодка - специально для криминалиста. Не так ли, товарищ Енаки?
- Отличная погода, товарищ подполковник, - отозвался небольшого роста молодой лейтенант. Рядом с огромным Степаном Чобу он выглядел почти мальчишкой. Новенькая шинель была ему великовата и сидела по-штатски. Погода - что надо, - повторил лейтенант, - а там видно будет. - Он озабоченно насупился.
Все трое уже подходили к стоящей на пригорке церкви. Их ждали. Подполковник еще издали узнал начальника отделения уголовного розыска райотдела внутренних дел капитана Штирбу. Рядом с ним стояли незнакомые Кучеренко лейтенант и полный человек в пальто и шляпе, чуть поодаль, в сторонке, - несколько пожилых сельчан, среди которых выделялся представительный старик с бородкой клинышком и длинными седыми волосами, ниспадающими на бархатный воротник черного пальто, надетого на черную рясу. Они с напряженным вниманием разглядывали приближающихся оперативников.
Капитана Григория Панфиловича Штирбу подполковник знал еще с тех пор, когда работал начальником райотдела в соседнем районе. Служебные интересы соседних отделов не раз пересекались, требовали совместных действий. Однако после перевода Кучеренко в аппарат министерства встречаться не приходилось. Штирбу взял под козырек:
- Начальник отделения уголовного розыска капитан... - начал он.
- Отставить, Григорий Панфилович, - прервал капитана Кучеренко.
Штирбу замолчал, но лицо его по-прежнему сохраняло строго официальное выражение. - "Вот оно, в чем дело, - догадался, наконец, подполковник, решил, видимо, что я теперь большой начальник, в министерстве служу, потому и тянется". - Ты вот лучше, Григорий Панфилович, познакомь нас с товарищами, - мягко, чтобы сгладить возникшую неловкость, продолжал Кучеренко. - А с тобой мы давно ведь знакомы.
Полный человек в шляпе оказался, как и предполагал Кучеренко, председателем сельсовета. Он с достоинством протянул свою пухлую руку, но Кучеренко, с некоторым удивлением почувствовал, что эта рука оказалась неожиданно твердой, в буграх мозолей. Молодой офицер, приложив руку к фуражке, громко доложил:
- Участковый инспектор лейтенант Мунтяну.