Ангел шторма

– Нестабильность темной магии, в отличие от магии стихий, способна к спонтанным деструктивным проявлениям, и поэтому…

– Знаешь, почему меня передергивает, когда я слышу твое имя? – вдруг спросила магистр Ванджерия.

От неожиданности я подавилась концом предложения и прикусила язык.

– Потому что мир без тебя был бы в тысячу раз светлее. Потому что существо, которое создало самых мерзких тварей, живет лишь тобой. И, наконец, потому что ты портишь все, к чему прикасаешься. Каждую секунду своего существования.

– Я не просила быть тем, кем являюсь.

– Никто не просит. Только кто-то спасает мир, а кто-то создает тварей из бездны…

– Я – не она.

– Это тебе Кейман сказал? Пытается выдать желаемое за действительное?

– Пытается не гнобить собственную студентку за то, чего она не делала.

– Я имею право тебя ненавидеть. Ты создала мир, в котором мне нет места. Ты создала тех, кто может творить все, что им вздумается, безнаказанно. Ты предала своего бога, и именно ты – причина всего…

Яспера махнула рукой по столу, и билеты разлетелись в воздухе, мягко спланировав на пол.

– Этого. Очень иронично: ты читаешь про нестабильность темной магии и даже не способна предположить, что эта нестабильность – результат твоей же безумной, рвущейся наружу сущности. Кейману стоило уничтожить тебя… И знаешь, мне кажется, он почти решился на это. На твое счастье, Крост не превратился в такую же тварь, как ты.

– Все сказала? – холодно поинтересовалась я.

– Нет, но для начала тебе хватит.

– Какое счастье, что Кейман плевать хотел на твое мнение.

– Не обольщайся. На твое тоже. Кейман не допустит возвращения Таары. Ты – его любимая игрушечка ровно до тех пор, пока нет риска снова превратиться в безумную. Но если дашь хоть намек… хоть один всплеск магии, не вписывающейся в образ адептки-сиротки, хоть один стоящий взрыв… уничтожить тебя сейчас будет проще и безопаснее, чем повторить то, что он однажды сделал.

– Как жаль, – я поднялась, – что тебя не позовут на крутую вечеринку.

– Как жаль, что скоро Кейман узнает, как ты трахаешься с половиной школы, и перестанет смотреть на тебя влюбленными глазами.

Яспера поддела длинным красным ногтем уголок штормграма на своем столе. Там все еще красовалось мое изображение в коридоре со спальнями парней-огневиков.

И я не придумала, что на это ответить. Но злость обжигала почти так же, как магия, а обида на несправедливые обвинения начисто стерла все существующие границы.

– Да пошла ты. Туда, откуда тебя вытащили.

Грохот открывшихся дверей совпал со звонком. Я, едва ли не распихивая вывалившихся в коридор адептов, стремглав понеслась куда глаза глядят. По дороге мне встретился Бастиан, и, не успел огневик открыть рот, я рявкнула:

– Бесишь!

– Да я просто иду! – возмутился он.

А я просто живу. Но за это меня почему-то все ненавидят.

Однажды он взял Ясперу на Землю, и ее поразил тот мир. Она сочла прекрасной природу летнего Крита, восхитилась полетом над Альпами и оценила величие закатной Праги. Она, захлебываясь восторгом, говорила о Земле несколько недель по возвращении, а он не решался рассказать ей о темной стороне соседнего мира.

Яспера не видела в Штормхолде ничего, кроме боли и грязи, а на Земле – только красоту и удовольствие. Это казалось Кейману справедливым. Если бы он не создал Таару, не превратил ее в то, чем она стала, вряд ли спустя много веков юная девушка попалась бы в лапы демону.

– Занят?

Король, как всегда, без стука.

– Нет, занимаюсь письмами родителей.

– Серьезно? – Сайлер усмехается. – Ты занимаешься делами школы? И на это ты променял абсолютную вседозволенность должности советника? Возиться с капризными богатенькими магами?

– Да. Именно так, Сайлер.

– Зачем? Я не понимаю. С твоими возможностями… с твоей властью – возиться со школьниками?

– Она вернется, Сайлер. Точнее, нам придется ее вернуть. И мне нужно не допустить прошлых ошибок.