Ангел скорой помощи

Костя действительно уже с трудом стоял на ногах, поэтому внял ее мудрому совету и отправился в комнату дежурного врача, где обнаружил, что все горизонтальные поверхности уже заняты. Очень даже вероятно, что опытный ответственный знал, что в приемнике никого нет, но специально отправил туда Костю, чтобы занять последнюю свободную койку, пока тот ходит.

Ничего не поделаешь, кто не успел, тот опоздал. Подбодрившись сей смиренной мыслью, Костя отогнал свободную каталку в укромный уголок к хозяйственным лифтам и устроился там с робкой надеждой, что утром новая смена не примет его за труп и не отвезет в морг.

* * *

Иногда в начальнике кафедры просыпался истинный коммунист, радеющий за права трудового народа, и он вспоминал о «чудовищных переработках» молодых докторов. На древний обычай, что юная поросль бесплатно дежурит с более опытными коллегами, начальник не покушался, ибо так приобретается нечто неизмеримо более дорогое, чем деньги – мастерство, да и толку от совсем зеленых хирургов ноль, наоборот, приходится за ними смотреть в оба глаза, чтобы не убили никого в пылу гуманизма.

Но есть в жизни хирурга такой счастливый период, когда он уже состоялся, но не заматерел, энтузиазм еще горит в его груди сияющим пламенем. Тогда он с большой охотой откликается на предложения старших товарищей сходить в операционную вместо них или вместе с ними, если тем нужен проверенный ассистент, невзирая на то что его рабочий день уже окончен, и у старших товарищей редко хватает совести этим не злоупотреблять.

Поскольку дежурная бригада укомплектована, то молодому энтузиасту невозможно табелировать дополнительные часы, соответственно, и оплатить их никак не получится.

Обычно этот хронический коммунистический субботник устраивал всех, и молодых, и старых, но раза два в году начальника пробивало на социальную справедливость. В этот раз жертвой пал Колдунов, который фактически выполнил годовую норму часов, а если считать его ассистенции профессору Тарасюку, то и двухгодичную, потому что в работе с этим уникальным специалистом час идет за сто, плюс молоко надо давать за вредность.

Ян пытался возразить, что и так почти целую неделю провалялся с гриппом дома и не брал больничного, но начальник категорически дал ему еще два дня на окончательное выздоровление и восстановление. В общем-то Колдунов и сам чувствовал, что еще слабоват для работы в своем обычном режиме, поэтому покорно поехал домой.

Сделал генеральную уборку, наварил щей, накрутил котлет, постирал все, что попалось под руку, даже окна помыл, хотя терпеть не мог это занятие.

Словом, постарался на славу, даже педант и аккуратист Константин Петрович обомлел, когда вечером вернулся в сияющий чертог. Впрочем, он быстро взял себя в руки и холодно заметил, что, вероятно, у товарища скопилось изрядно долгов по диссертации, раз он готов заниматься чем угодно, лишь бы была уважительная причина не садиться за работу.

Ян поморщился, ибо сказано было не в бровь, а в глаз, и на следующее утро честно поехал в библиотеку и маялся за одним из бесконечного ряда письменных столов с зеленой лампой, пытаясь разбудить в себе научную мысль.

Мысль то ли была в коме, то ли вообще умерла, и к двум часам дня Ян, механически сделав выписки из журналов, вышел на свободу.

Гуляя по Невскому в будний день, когда все приличные люди работают, Ян будто провалился в прошлое, в те короткие дни, когда судьба его уже решилась, но еще не началась. После зачисления в академию оставалось несколько недель до начала занятий, и почему-то родители решили не забирать его домой на это время. Они с мамой жили у ее школьной подруги, одинокой веселой тетки, ездили на всякие экскурсии, а когда мама уставала, Ян гулял по городу один.

Сейчас уже тяжело вспомнить, о чем он тогда думал и мечтал, осталось только детское чувство всемогущества и твердой уверенности в том, что он обязательно будет счастлив.

Когда началась учеба, о прогулках пришлось забыть. Во время редких увольнений молодому организму есть чем заняться, помимо восхищения архитектурными шедеврами, а увлекшись хирургией, Ян слегка охладел к гулянкам и, бывало, неделями не выходил за пределы академического городка. Однажды товарищ съездил в Петергоф и вернулся в таком восхищении от какого-то черного потолка, что Ян тоже загорелся его посмотреть, да так и не собрался.

Не спеша он прошел до Маяковской, то погружаясь в воспоминания, то, наоборот, забывал обо всем, когда дух захватывало от красоты города.

Спускаясь в метро, он подумал о Соне и о том, как хорошо было стоять на эскалаторе рядом с нею, чувствовать ее тепло и тонкий аромат духов.

Воспоминание оказалось таким ярким и волнующим, что Ян перешел на красную линию метро и поехал к Соне на службу.