«Вот тебе и здрасте! – весело подумал Ян. – Хорошо, что я прошпионил, а то мог бы и на свадьбу не попасть к этому конспиратору!»
Но радость быстро сменилась сочувствием Оле, которая, хоть по легенде и выходила замуж по голому расчету, на самом деле наверняка была хоть чуточку влюблена в Константина Петровича.
– Ты путаешь волю и вседозволенность, сын! – холод от слов Петра Константиновича проникал сквозь стену. – Воля как раз и состоит в том, чтобы уметь обуздать свои низкие желания и поступить так, как полагается. Если хочешь оставаться благородным человеком, изволь поступать так, как принято в кругу благородных людей!
«Так, минутка лозунгов», – поморщился Ян, не любивший демагогию.
– Мне тоже приходилось от многого отказываться, чтобы сохранить то положение в обществе, какое я занимаю сейчас, – продолжал Коршунов-старший внезапно потеплевшим тоном, – однажды я тоже едва не поддался чувствам, но преодолел искушение и горжусь этим.
– Да?
В голосе Кости послышался искренний интерес, и Ян тоже не хотел, а навострил уши.
– Тебе двадцать семь лет, Константин, в этом возрасте ты уже должен понимать, что твой отец не монах.
– Конечно, папа, и я бы никогда не стал возражать против твоей личной жизни.
– Дело не в тебе. Девушка, которую я полюбил, была моложе меня на двадцать пять лет. Рядом с ней я выглядел бы смешно, анекдотично, меня перестали бы воспринимать всерьез коллеги и друзья, и, даже поженившись, мы нигде не смогли бы показаться вместе.
Ян пожал плечами. Глупости какие, многие успешные мужики женятся на девушках вдвое моложе, а Коршунову для этого даже не пришлось бы бросать старую жену. Чего стыдиться-то?
– Я долго колебался, но принял решение не разрушать всю свою жизнь ради любви, чего и тебе желаю, сынок. Вдумайся, через год-два опьянение пройдет, очарование твоей дамы поблекнет, и с чем ты останешься?
– С Надей. Папа, пожалуйста… Отказаться от нее для меня все равно что отказаться от самого себя.
– Порой приходится приносить и эту жертву.
– Зачем?
«Вопрос не праздный», – хмыкнул Ян и обратился в слух.
– Потому что ты живешь в обществе, а не сам по себе, и твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого человека.
Костя засмеялся:
– Ну, пап, с тобой моя свобода нигде даже не начиналась.
– Вот как? В таком случае я предоставляю тебе свободный выбор: или ты возвращаешься к своей невесте, или можешь считать, что у тебя больше нет отца.
– Прости, папа, но от Нади я не откажусь ни при каких обстоятельствах.
Больше не было сказано ни слова. В тишине слышался скрип половиц, потом раздались гулкие тяжелые шаги и хлопнула входная дверь.
Ян полежал еще минут десять, но потом все-таки поднялся и вышел на кухню. Костя стоял, сжав губы, и смотрел в окно. Говорить было нечего, и Ян молча поставил чайник.
Подготовкой к свадьбе, естественно, занималась тетя Люся. Костя предвидел, что это будет апофеоз безвкусицы и эталон пошлости, но не возражал. Хочет человек в этот знаменательный день кататься в черной «волге» с кольцами и куклой на капоте, ради бога.
Сначала они с Надей, посчитав общие капиталы, хотели расписаться по-тихому, но новость об их бракосочетании быстро распространилась на работе, и в итоге желающих их поздравить набралось больше ста человек.
Тетя Люся, с одной стороны, одержимая идеей, чтобы все было как у людей, а с другой – понятия не имеющая, где взять денег прокормить такую ораву, заметалась, но внезапно администрация академии, узнав, что замуж выходит не кто иная, как «Женина дочка», организовала шикарный банкет в клубе, оставив для жениха только необходимость разжиться алкоголем. В загсе им выдали талоны на вино и водку, но проще было накормить толпу пятью хлебами, чем напоить гостей пятью бутылками, положенными по норме.
Костя приготовился стоять в очередях, ибо в магазинах тоже отпускали не сколько хочешь, а две штуки в одни руки, но тут расщедрился Владимир Андреевич, призвавший коллег потрясти закрома и поскрести по сусекам ради такого дела.
Благодаря взаимовыручке в перспективе вырисовывалось шикарное торжество за смешную сумму. Вдруг оказалось, что Костя окружен людьми, которые его любят, искренне за него рады и готовы помочь. Это было странно, но очень приятно.
Омрачало радость лишь одно: разрыв с отцом.
Костя звонил ему и даже приезжал домой, но папа бросал трубку и не открывал двери.
Лишь однажды, прежде чем с хрустом положить трубку на рычаг, процедил:
– Ты сделал свой выбор, пользуйся теперь его плодами.
Это было грустно и тяжело, потому что только сейчас Костя понял, что любит отца, но странное дело, с Надей он был счастлив так, что спокойно принимал несовершенство мира и то, что очень редко на долю человека выпадают секунды, когда он совершенно свободен от боли и тревог.
Ян радовался за товарища, меж тем как его собственные дела шли не очень хорошо. После возвращения из Красноярска Соня избегала встреч с ним, порой даже не утруждая себя благовидными предлогами.