Ангел Спартака

— ...Ну, а потом еще трое римлян вваливаются, и сразу орут, девок, мол, давай, винишка давай, гулять будем, потому как серебро завелось, кошель разрывает. Взяли трех «волчиц», не глядя даже, одну косую, вторую...

— Погоди, Аякс. Ты снова сказал «римлян»? Трое римлян?

Имя — судьба, когорта «Жаворонок» — наша судьба Сулла назвал лучшую когорту «Мстители» — тоже судьба обещание, угроза. Квинтилий Басс послан набрать лучшую когорту, особую. Но почему «Жаворонок»?

— Римляне и есть, потому и сказал, Папия, что ты велела обо всем рассказывать, не пропуская. Отставники из колонистов, кому Сулла проклятый землю нашу нарезал. Морды красные, возле ушей — мозоли от шлемов, не говорят — орут. Не спутаешь! Много их там было, и в соседней таберне тоже, и в той, что через улицу. Местные, которые оски и кампанцы, притихли, к стенкам жались.

— Римляне? Отставники? Точно здешние, не из Рима? Имя — судьба, имя — судьба. Почему «Жаворонок»?

У Диуса Патера, Отца богов, священная птица — орел, у Маурса Великое Копье — петух, у Юноны — гусь, у Венеры — лебедь и воробей. Нет, не то, не то!.. Ворона — символ хитрости, когорта «Ворона» звучит!

— Точно здешние, из колонистов. Они еще меж собой орали, мол, урожай плох, рабы ленивы, а мы, Суллы Великого вояки, все равно гуляем и гулять будем. И пели еше про Орла своего легиона, что, мол, к небесам рвется. Может, приехали урожай продавать?

— Сейчас июнь, Аякс, хлеб еще на полях. И урожай был плох, сам же сказал.

Нет, не боги, не их спутники, просто птица, птица жаворонок. И все же Клавдий Глабр назвал когорту «Алауда». Имя — судьба!

— А потом драка случилась, те трое ее и затеяли. Поймали мальчишку, что между столов бегал, — к себе потянули. Хотим, мол, свежатинки кампанской опробовать. Тот в крик, отбиваться начал, а они орут: мы вас всех, кампанцев драных, перепробуем, рано вы Суллу Великого забыли. И что ты думаешь? Утащили мальчишку, никто не вступился. Один еще к хозяину подошел, стал вино его хаять. Мол, дрянь — не вино, сусло прокисшее, в Ноле лучшее наливают, мы там позавчера все мехи и пифосы осмотрели, все перелакали... Нола, город такой. Знаешь?

Ты сказал, Аякс... Он сказал: «Мы там позавчера». Мы?! Позавчера?!

Жаворонок, жаворонок... Птичка с хохолком, пятнистая грудка, серые крылышки. Ничего в тебе особенного нет и быть не может. Прилетаешь весной раньше всех, песни поешь над полем.

Стой!!!

Прилетаешь весной раньше всех? Раньше всех?!

Имя — судьба.

* * *

— ...Да ты не слушаешь, госпожа Папия.

— Не слушаю, Аякс. Вспоминаю. Что наш Феликс говорил, а?

— Много чего. А уж смотрел на тебя!..

— Он говорил, что прибыл для набора войск. Он говорил... «Отсутствие обученного контингента», точно. И что объявлен какой-то особый набор. Помнишь?

— Ну...

— Беги к Феликсу, если не приехал — узнай, где он. Подкупи его раба, не захочет брать серебро — напои, не захочет пить — возьми за горло. Узнай!

— Это дело! Вытрясу, будь спокойна, запоет этим... жавjронком. Даже если Феликс у Нептуна под волнами cgрятался.

— Он в Ноле, Аякс, я уверена. Почти уверена. Но — узнай.

* * *

«Моему хозяину — здравствовать и радоваться! Твоя служанка спешит, поэтому пишет не то, о чем узнала точно, но то, что очень похоже на правду.

Шестая повозка уже здесь. Ее собрали для того, чтобы вести за море, где с товаром, особенно отборным, совсем худо. Мой знакомец, о котором я тебе писала, собирал этот товар по всей Кампании, причем берет тот, что хорошо продавался еще в прежние годы, когда торговля шла не в пример нынешнему. Товар уже куплен, его легко собрать за день-два, причем собирать его будут в Ноле, откуда такой красивый вид на Везувий.

Торговец, что везет повозки, не станет ждать. Его помощник доставит шестую повозку прежде прочих, быстро, без промедления. Когда остальные пять прибудут, торговля уже будет в самом разгаре, товар на шестой повозке — самый отборный.

А вот как нам торговать, какую цену дать и что купить вначале, а что после, того твоя служанка посоветовать не может. Одно могу сказать, хозяин: они станут торговать всерьез, дабы славы своей не порушить и новую славу к прежней прибавить...»

Антифон

В тот день, горячий, душный день месяца июня, в консульский год Марка Лициния Лукулла и Марка Аврелия Коты, я, обезьянка Учителя, очень была горда собой. Смогла! Сделала! Сумела!

Спартак получил мое письмо вовремя, но об этом я узнала много позже. Как и о том, что оно было уже третьим. Точнее, вторым — лохматый апулиец Публипор был не силен в грамоте и просто прислал гонца. Его парни раскусили трудный орешек с когортой-жаворонком на день раньше меня. А еще за день до этого пришло послание от неизвестного друга — с подробным планом, с именами всех римских командиров. Кто он, я так и не узнала. Спартак умел хранить тайны.

Но в тот день я была очень горда собой.

«Принципиально неправильная самооценка, — сказал Учитель. — Воображаешь себя не сильнее, не умнее, чем есть, а кем-то вообще другим». Тогда я и в самом деле вообразила себя богиней.

Ненадолго, конечно.

* * *