Ангел Спартака

Прим погиб тогда же, когда и Марк Цицерон, — во время страшной резни после смерти Гая Цезаря. Я оплакала всех троих, даже Марка, которого ненавидела и ненавижу. И благодарна тебе, мой Прим, хотя до сих пор обижаюсь за то, что ты видел во мне только «политика». Неужели девки были лучше меня?

Ты был честным союзником и хорошим другом Прим. Я училась у тебя. Ты погиб, и тьма, окружавшая меня со всех сторон, подступила на шаг ближе. Поэтому не называю твоего имени. Твои внуки и правнуки живут Риме, в проклятом Риме.

Жаль, что ты не стал консулом. Консулом нашей с тобой Италии!

* * *

— Угу, — хмыкнула я. — Ловко! Крикс — Первый Консул, а второй, значит, ты? А как же Серторий? Вы же с ним собирались власть делить?

Прим улыбнулся в ответ — очень снисходительно! Не понимаю я, видать, его «политику»!

— Мы договоримся с Серторием и поделим власть. Но, когда у нас будет свое государство, договариваться будет легче. Сильная позиция, Папия! Как только Крикс провозгласит восстановление Италии, нашу власть признают почти все города Кампании, Лукании и Бруттия. Это не так и мало — для начала. Мы станем не шайкой беглых гладиаторов — державой. Серторий будет сговорчивее и его друзья в Риме — тоже.

Потерла я виски, чтобы думалось лучше. Казалось бы, радоваться надо. Вот оно, наконец! Бык выходит на битву с Волчицей, выходит, чтобы победить!..

— Я правильно поняла, Прим? Крикс отделил свое войско и идет на север, чтобы провозгласить возрождение Италии. И сделает он это после первой же победы. А Спартак? Он что?

Прим ответил не сразу. Сперва в окошко поглядел, потом на сундук, где я наряды хранила. На меня смотреть не стал.

— Не знаю. И никто не знает. Спартак пока остается в Бруттии. С ним — две трети войска. Ганник и Каст уходят с Криксом, Публипор — нет. Приказано объявить, что скоро войско Спартака направится к Альпам. Галлы уйдут домой, фракийцы — во Фракию. Раз — и разбежались. Многие верят.

— Угу.

Это не новость, Спартак еще месяц назад предупреждал. А что верят, да еще многие — хорошо. На то и рассчитано.

— А нам что делать, Прим? Если мы не знаем, что на самом деле придумал Спартак...

Его ладонь легла мне на плечо, не давая договорить.

— Выполнять приказ, Папия Муцила! Это — война, и у каждого своя битва. Я займусь тем, чем и прежде, — переговорами с марианцами, с друзьями Сертория. Твое дело — Рим. Новости, слухи, болтовня на форумах, болтовня в Сенате. Консульским войском не занимайся, о нем нам расскажут другие. Ясно?

И вновь думать пришлось. Ясно-то ясно, приказ есть приказ.

— Мне нельзя заниматься войском, потому я женщина, тилум от щита не отличу? Войско — не только оружие и лошади, Прим!

Хотела я ему про Квинта Аррия рассказать, про то, о чем все эти дни думалось. Но не стал муженек мой слушать.

— Не только лошади, верно, Папия. Поэтому войском займутся те, кому положено. Кстати, у тебя здесь много друзей, верно?

Почесал подбородок, вновь в окошко посмотрел.

— Ты не могла бы сегодня где-нибудь переночевать? Я кое-кого в гости пригласил...

Вначале не поняла даже. Потом поняла. «Кое-кого»! А я старалась, улитки лукринские ему искала. Приехал супруг законный, называется!

Ну не обидно, а?

— Хорошо, мой Прим. Только я пораньше уйду, опасно сейчас ночью по улицам ходить. Сам же слыхал — Гаруспик всех подряд режет... Вот, значит, ты для чего стол каменный прихватил! Вместо ложа, да? Синяки на ребрах не останутся?

Антифон

Ох Прим, Прим!..

* * *

— Богов мы сами придумали — из-за страха. А еще — из-за невежества. Они и есть — наши страх и невежество. Мир никто не творил — и человека никто не творил. Это трудно осознать, проще поверить в сказки. Но мы уже не дети!

На этот раз гений Тит Лукреций Кар был брит, мыт и причесан. Курительница, где он дурман-траву жег, сгинула, даже пол сверкал чистотой. Хвала богам, одним словом, пусть они всего лишь Страх и Невежество.

— Дети, — покачал головой Марк Цицерон. — Еще дети, Тит. Сколько лет нашему Риму? Семь сотен всего? От Троянской войны — чуть больше тысячи, даже пирамиды немногим старше. Это совсем немного, мой Тит!

Вот о подобном они и беседовали, мозги сушили. Мы с Гаем больше слушали. Моему поэту в этот вечер было явно не до богов, как, впрочем, и мне. У него свое и у меня — свое. Скажем, где сегодня ночевать? Или — почему Квинт Аррий...

— Нет, Марк! На самом деле люди живут очень, очень давно. Сотни тысяч лет, может, даже больше. Просто мы не помним и помнить не можем. Большую часть времени мы были зверями, вместо меди и железа пользовались зубами и когтями, потом перешли к камню. Вы же видели каменные топоры из коллекции Катона Старшего? И топоры, и стрелы, и скребки. Каменный век! Когда-то и камень был для людей откровением. В такое трудно, конечно, поверить, но, если мы внимательно изучим не только древние камни, но и мифы, предания, те же сказки, мы увидим человека совсем другим.

— Звери, значит? — не выдержала я, вставая. Ишь, умник нашелся, каменный век ему подавай! — И это — твоя мудрость, Кар? Ради этого ты свой дурман куришь, проблеваться не можешь?