Ангел-стажёр (СИ)

— Мне достаточно всего лишь дать сигнал, — не меняя позы, чуть скосил он глаза в сторону двери. — И хочу со своей стороны добавить, что Ваше добровольное подчинение сканированию покажет, что Вам нечего скрывать, и сделает наше заключение намного более весомым.

Когда он ушел, и тело мое, и сознание притихли, оставив меня наедине с хороводом мыслей. Настойчивым таким хороводом — не обрушишь его, как блок.

Никогда еще за всю свою жизнь — ангельскую, земную, в видимости и нет — я так не рисковал. И если бы только собой. А если у целителей опять приступ законопослушания случится?

Татьяне нечего предложить им, чтобы они только сымитировали неизбежную чистку ее памяти. И Стас уже одним пособничеством не отделается — ему контакты с темными головы могут стоить. И Тошино прямое участие тоже можно считать доказанным. И темным при особой ловкости рук можно вообще выдвинуть обвинение в похищении государственной тайны, несущем угрозу безопасности нашего сообщества.

И где они все?! Где они, я спрашиваю, в тот момент, когда мне просто необходимо, чтобы кто-нибудь убедил меня в том, что риск мой был более чем оправданным? Не говоря уже о твердых заверениях в том, что моя оценка ситуации еще никогда не давала сбоев и сейчас несомненно подсказала мне единственно правильное решение.

Стас вызвал меня почти вечером. Я еще успел подумать, что если бы мне пришлось все это время целителю зубы заговаривать, то численный состав спасательной команды Стасу пришлось бы утроить. Одна группа устраняет внештатников на блокпосту, другая — у входа в место моей ссылки, в третья транспортирует мое бесчувственное тело через устраненные преграды. И плененного целителя с собой ведет, чтобы он это тело где-то в безопасности назад в чувство привел.

— Да знаю я, знаю, — раздраженно буркнул Стас, как только я ответил. — Сам себе места не нахожу.

Я нервно сглотнул. Хрупкое сознание целителей уже не выдержало всех перипетий моей земной жизни? Они Стаса предупредили, чтобы он и себе укрытие искал? Или и у него что-то выторговать решили?

— И главное — она слушать никого не хочет, — продолжал кипятиться Стас. — Я уже кого только не подключал…

Ну-ну, ехидно подумал я, видно, тебе, Стас, куда большую цену заплатить придется за молчание целителей!

— … даже мелкого! — рыкнул он под конец.

Ход мыслей у меня дал сбой, вильнув в сторону, как машина по покрытом сплошным льдом участке дороги.

— Какого мелкого? — начал почему-то заикаться я.

— Твоего! — окончательно разъярился Стас. — Если ты сам ее инструктируешь, мне мог сообщить? Или мог ей дать мелкому ответить, чтобы он в истерике не бился?

Ход мыслей завертелся на том скользком участке, как бешеный.

— Кого я инструктирую? — спросил я заплетающимся языком, держа голову руками, чтобы ее центробежной силой на разнесло. — Кто Игорю должен отвечать? Кто в истерике?

— Ты издеваешься? — взревел Стас. — Татьяна! Будет! В истерике! Завтра! У нее наблюдатели начинаются!

Сумасшедшая пляска у меня в голове внезапно остановилась. Вынесло-таки с ледяного участка. Назад. Прямо к его началу.

Это что — я сегодня своей свободой, своими близкими, своим будущим рискнул только для того, чтобы еще и на Татьяне завтра следственный эксперимент ставили? Она же не выдержит! Я бы не выдержал! А теперь я у внештатников изворачивался, тайник сдал, здесь стену ковырял, на сканирование пошел — и все зря?

— Мне — она — ответит, — произнес я каждое слово по отдельности, хватая ртом воздух между ними. — Готовь — ее отправку — на землю.

— Ты не знал, что ли? — озадаченно сбавил тон Стас. — Чего тогда всех моих на ноги поднял?

Такими же короткими, отрывистыми фразами я рассказал ему о сканировании и договоре с целителями.

— Завтра. На землю. Обоих, — подхватил Стас мой тон. — Навечно!

Наверно, впервые за наше многолетнее знакомство я был полностью с ним согласен. Оставалось лишь сообщить Татьяне о нашей скорой встрече.

Разумеется, она мне ответила.

Разумеется, она согласилась, что ей нужно как можно скорее отправляться на землю.

Разумеется, она поняла, что до тех пор я просто не могу предпринимать никаких решительных шагов к своему освобождению.

Разумеется, она признала, что только запутала наше и так сложное положение своим ребяческим упрямством.

Разумеется, я потерял бдительность.

Услышав наконец ее голос, я потерял вообще всякую способность связно мыслить. Наконец-то я мог все ей объяснить!

Как мне хочется побыстрее вернуться с ней на землю — к Игорю, к нашей обычной жизни, к нормальной еде, наконец!

Как я готов терпеть это почти одиночное заключение, злорадство внештатников, извращенные шутки отцов-архангелов — пока она не окажется в безопасности.

Как я горжусь ее любознательностью и упорством в овладении ангельской наукой — и даже ее упрямством, с которым она стремиться идти, как всегда, своим путем.

Как я делаю все возможное, чтобы выбраться отсюда и помочь ей на этом пути — несмотря на полную неопределенность, что еще мне подстроят отцы-архангелы и как еще попытаются мне руки связать.