Ангел тьмы

Когда настал день казни Торна, мистер Мур поехал в Синг-Синг с намерением заполучить какое-нибудь заявление обреченного узника: что-нибудь насчет того, как общество до сих пор с готовностью отпускает женщин, виновных в жестоком насилии, лишь потому, что слишком уж неудобно признать, будто они на такое способны. Он отловил Торна, когда того уже вели в комнату для исполнения приговора, и спросил того, что он думает о мягком наказании миссис Нек.

– Да я не знаю, – ответил сломленный и безропотный Торн. – Мне как-то все равно, что так, что эдак.

Так окончилась маленькая кампания мистера Мура по вынесению на свет божий хоть каких-то истин, полученных нами в ходе процесса Либби Хатч. «Дикарь» Торн и «обманутая, но искупившая вину» миссис Нек (как заклеймил их окружной прокурор) оказались на деле совершенно обычными людьми, а «монстры», на которых каждый в городе поначалу списывал вину за преступление – грабители могил, сбрендившие анатомы, кровожадные вурдалаки и тому подобная нечисть – оказались лишь тенями, выдуманными для восхваления полисменов, продаж газет и запугивания строптивых детей. Как доктор и предполагал, настоящие монстры по-прежнему – что тогда, что сейчас – незамеченными бродили по улицам, верша свои странные и безнадежные дела в лихорадке, коя среднему гражданину казалась не чем иным, как обычным усилием, необходимым для того, чтобы пережить обычный день.

У меня же самого дела шли лучше, чем, думается, можно было ожидать, – если учесть, с чего я начал. Большая часть моих старых дружков и сообщников кончила дни в каталажке или в подворотне, и, хоть и трудновато сожалеть о подобной участи для таких, как Динь-Дон и Гу-Гу Нокс, все ж таки жаль, что таким добросердечным ребятам, как Прыщ-Немчура, пришлось провести добрую часть жизни, гуляя по двору Синг-Синга. Моя-то жизнь в основном и есть эта лавочка; но хоть табак и неплохо подсобил мне с деньгами, он отплатил мне – ну будто в пример того, что доктор называет «крайне трагической иронией», – этим никудышным кашлем, болячкой, которая, весьма вероятно, продолжит пожирать мои легкие, пока там остается что выкашливать. Порой, сдается мне, доктор винит себя за то, что так и не заставил меня бросить курить; но я-то пристрастился к никотину ой как задолго до встречи с этим человеком, и, несмотря на постоянную его заботу и терпение, были все ж таки кое-какие вещи насчет моей прошлой жизни, которые не под силу было исправить даже его уму и мудрости. Я его, само собой, не виню, люблю его от этого ничуть не меньше и с грустью думаю, что мое физическое положение дает ему очередной повод досадовать на себя – но, говорю же, именно эта досада и способность преодолевать ее ради лучшей жизни нашего ничтожнейшего из видов и делают его таким необычным человеком.

В моей жизни частенько бывали женщины, но ни одна не смогла вселить в меня те мечты, что я однажды разделил с Кэт на кухне у доктора. Сдается мне, все это умерло вместе с ней; и если кому вдруг покажется странным, что такое приключилось со мной столь рано, я лишь скажу, что те, кто вырос на улицах, всё делают слишком рано – слишком рано и слишком быстро. Раз в неделю я доезжаю подземкой до кладбища «Голгофа» и кладу цветы на могилу Кэт, и порой – в последнее время все чаще и чаще – ловлю себя на том, что сижу и болтаю с ней, почти как в то утро, когда она опустошила добрую часть бутылочки камфарной настойки. Где бы она ни была, мне кажется, она знает, что я, похоже, довольно скоро к ней присоединюсь; и, хоть мне и не хочется думать, как я оставлю друзей и особенно доктора, какая-то странная дрожь одолевает меня при мысли о том, что, в конце концов, я снова найду ее – совсем взрослую и свободную от тяги к марафету и светскому обществу. Может, мы даже, в конце концов, сумеем как-нибудь зажить мирной, славной жизнью вдвоем – такой, которой она никогда не знала за свое недолгое пребывание в этом мире. Многие, наверное, решат, что все это лишь глупые фантазии – но родись вы в таком мире, как мы с Кэт, думали бы вы совсем иначе.

Благодарности

Пока я занимался исследованиями для «Алиениста», первой части этой истории, мне стало ясно, что, вопреки распространенному мнению, женщины склонны к насилию не меньше мужчин. Но их жертвами обычно становятся дети – зачастую их собственные дети – и этот тревожный факт, похоже, несколько противоречит тем сенсационным репортажам, что обычно описывают случаи с участием жестоких мужчин, в особенности мужчин – серийных убийц. Я обсудил этот вопрос с доктором Дэвидом Эйбрамсоном, который немало помог мне в подготовке «Алиениста», и он подтвердил, что женщины обычно мучат или убивают тех людей, с которыми их связывают близкие личные взаимоотношения (в отличие от мужчин, которые в качестве жертв своих жестоких наклонностей часто выбирают посторонних, поскольку им проще ссылаться на объективные причины). Я хочу еще раз поблагодарить доктора Эйбрамсона за его помощь и поддержку, без которых этот проект очень быстро сбился бы с пути.