Гости объявились около половины седьмого. Солнце все еще ярко сияло меж двумя квадратными коренастыми башнями церкви Святого Георгия, что на западной стороне Стайвесант-парка: сегодня был самый длинный день в году, и все прогнозы сходились на том, что такая дивная погодка должна продержаться почти всю неделю. Мистер Мур с компанией поднялись в гостиную, где доктор все еще был погружен в чтение какого-то письма, одновременно слушая игру и пение Сайруса: тот исполнял печальную оперную арию о том, наверно, как люди влюбляются, после чего умирают (насколько я разузнал о сем музыкальном жанре – извечная оперная тема). За нижеследующей сценой я наблюдал с верхнего пролета лестницы, укрывшись в уголке потемнее.
Доктор встал и тепло пожал каждому руку, а мистер Мур хлопнул его по спине.
– Ласло… отвратительно выглядите, – объявил он, немедленно доставая серебряный портсигар, где у него хранились сигареты, набитые дивной смесью виргинского и русского черных табаков.
– Хорошо, что вы это заметили, Мур, – со вздохом ответил доктор, указывая мисс Говард на мягкое кресло, стоявшее напротив. – Сара, прошу вас.
– Джон, как всегда, – само воплощение такта, – произнесла та, присаживаясь. – С учетом всех обстоятельств, доктор,
– М-да… – буркнул доктор неуверенно. – С учетом всех обстоятельств… – Мисс Говард вновь улыбнулась, сообразив, насколько двусмысленным вышел ее комплимент, но доктор вернул ей улыбку, разряжая обстановку и показывая, что по достоинству оценил ее слова. – И детектив-сержанты здесь, – продолжил он. – Это, без сомнения, приятный сюрприз. Сегодня я получил письмо от Рузвельта – как раз читал его, когда вы появились.
– Правда? – спросил Люциус, вместе с братом подвигаясь ближе к креслу доктора. – Что же он пишет?
– Спорю, он теперь не так измывается над моряками, как проделывал это с нашими патрульными, – добавил Маркус.
– Неприятно вас прерывать, – вмешался мистер Мур из другого угла гостиной, – но
– Миссис Лешко? – Доктор кивком указал на тележку со спиртным, и мистер Мур бросился к ней, словно умирающий от жажды в пустыне. – Да нет, боюсь, она – наша нынешняя экономка. И к моему глубочайшему сожалению, наша кухарка. Я просил Сайруса попробовать подыскать ей другое место… Мне бы не хотелось ее увольнять, прежде чем она не найдет себе работу.
– То есть, я вас правильно понял – вы питаетесь ее стряпней? – изумился мистер Мур, выставляя в ряд шесть стаканов и наполняя каждый поочередно джином, небольшим количеством вермута и завершая композицию капелькой горькой настойки: он называл эту штуку
– Я прискорбно осведомлен об этом, Мур, уж вы мне поверьте.
– Так что с письмом, доктор? – спросила мисс Говард, потягивая коктейль. – О чем нам хотел поведать наш глубокоуважаемый заместитель министра?
– Боюсь, ни о чем хорошем, – ответил доктор. – Последний раз, когда я получал весточку от Рузвельта, он сообщал, что проводит довольно много времени с Кэботом Лоджем в доме Генри Адамса9. Сам Генри сейчас в Европе, однако там его нелепый брат – похоже, держит двор в его столовой.
– Брукс? – поинтересовалась мисс Говард. – Вы находите это скверным, доктор?
– Вы же не считаете, что к нему в самом деле кто-то
– В этом я не вполне уверен, – ответил доктор. – Я отписал Рузвельту, что считаю Брукса Адамса субъектом, склонным к бреду, возможно даже – патологически склонным. В нынешнем письме он утверждает, что скорее согласен в целом с моей оценкой, но все еще видит некоторый прок во многих идеях этого человека.
– Это пугает, – выпучил глаза Люциус. – Все эти бредни насчет «боевого духа» и «крови воинов»…
– Форменный нонсенс, вот что это такое, – провозгласил доктор. – Когда люди, подобные Бруксу Адамсу, зовут к войне, дабы воодушевить соотечественников, они тем самым лишь демонстрируют собственную дегенеративность. Хотел бы я взглянуть на этого крикуна поблизости от поля боя…
– Ласло, – сказал мистер Мур, – успокойтесь. Брукс сейчас в моде, вот и все. Никто не принимает его всерьез.
– Так нет же, такие люди, как Рузвельт и Лодж, воспринимают его
Мистер Мур улыбнулся, допивая: