Впрочем, боязнь эта оказалась безосновательной. Детектив-сержанты объявились около пяти, в чрезвычайно расслабленном состоянии и слегка подшофе. Визит их прошел лучше некуда: хозяйка дома № 39 по Бетьюн-стрит еще раз попробовала разыграть перед ними застенчивость и соблазн, и даже снова пригласила их внутрь — но они проявили твердость и озвучили свои реплики прямо на пороге, где на них лился дождь и вода с крыши. Они перечислили все важные пункты, кои мы предусмотрели, и правдивые, и ложные, начиная с заявления о том, что Полицейское управление в курсе ее дел, и заканчивая нашей осведомленностью о ее потайном «укрытии» в подвале, а также тем, что доктор продолжает выступать по этому делу специальным консультантом. Закруглились они, сообщив, что разузнали о происшедшем три года назад в Боллстон-Спа, и собираются выехать туда, дабы подтвердить свои подозрения. Если же за это время что-то приключится с ее мужем, сказали они, или малышку, подходящую под описание Аны Линарес, обнаружат где-нибудь мертвой, хозяйка может готовиться к свиданию с электрическим стулом в Синг-Синге. В Соединенных Штатах казнили мало женщин, это верно, сказали они, но с ее-то послужным списком убийств определенно можно рассчитывать на вхождение в группу избранных.
Люциус описал нам реакцию женщины на все это. Она перешла от роли застенчивой искусительницы к слезам и уверениям в своей невиновности, затем кинулась объяснять, что детектив-сержанты просто не знают о «смягчающих обстоятельствах» совершенного ею (это было выражение Люциуса, не ее). Наконец, золотистые глаза ее наполнила чистая злоба. И это был, по словам обоих братьев, единственный момент, когда они всерьез усомнились в своем предприятии. Они ведь, в конце концов, находились в самом сердце территории Гудзонских Пыльников и могли в любой момент подвергнуться нападению банды, если учесть, что Либби Хатч, судя по всему, привлекла к делу головорезов своего дружка и не стала бы стрелять в этих двоих сама. Но Айзексоны предупредили ее, что масса народа в Управлении знает, куда они отправились и зачем, а в случае их невозвращения в штаб-квартиру ни у кого не возникнет никаких сомнений, почему это произошло. Маркус сказал, что, идя с Люциусом обратно к дожидавшемуся кэбу, он чувствовал абсолютную ненависть, сочащуюся из дверного проема номера 39, — подобно тому, как ощущает яркое солнце обнаженная кожа, — а когда они отъехали, до них донесся громкий хлопок двери и приглушенный вопль ярости изнутри. Но из квартала они выехали беспрепятственно и остановились по пути к дому доктора лишь ради того, чтобы успокоиться, быстренько пропустив по маленькой хлебного виски и пива — редкий случай для Люциуса — в баре «Старый город» на углу 18-й и Парк-авеню.
Таким образом, как выразился мистер Мур, война была объявлена — и прямо в лицо врагу. Но доктор не замедлил напомнить ему: несмотря на радость от того, что все закончилось и детектив-сержанты невредимы, считать Либби Хатч нашим «врагом» не стоит. Мы направлялись на север не только с целью узнать,
То были весьма здравые речи, я уже слышал подобные от доктора и раньше — и, может, угомонись погода в среду, мне было бы проще остаться столь же благоразумным. Но тем утром небо на рассвете оказалось черным, а стекла всех окон дома дребезжали в рамах. К полудню завывающий ветер с ревом ворвался с юго-запада, чтобы обрушиться не только на город, но и на всю восточную часть штата. Севернее, в Матауане, как мы позже узнали, дождь был настолько сильным, что прорвало плотины, и воспоследовавший потоп унес жизни восьми человек. Может, и правду говорят, все эти штуки в небесах — просто погода, и ничего больше не значат; но мысль о том, что мы прогневили некое могущественное существо, не давала мне покоя весь день, пока совершались последние приготовления к завтрашнему отъезду.