Ангел в аду

Видит бог, я не хочу показаться банальным, но в начале было слово.

Это было начало. Тот непосредственный момент, когда стальные челюсти капкана, усыпанные отточенными зубцами, начали неумолимое движение навстречу друг другу. В момент, когда эта импровизированная гильотина выполнит свое предназначение, мои вопросы должны по идее отпасть сами собой.

Интересно, сколько времени у меня в запасе? Вообще, я человек достаточно мирный, чтобы не сказать индеферентный. Меня трудно поставить «под ружье», еще труднее заставить бегать по кругу и уж совсем проблематично ожидать от меня, что я буду рыть носом землю в заданном месте.

Но иногда жизнь накладывает свои коррективы. Запах определенной массы денежных средств, сосредоточиваемых в одном месте с единственной целью передать их в мои руки, вызывает у меня несанкционированную дрожь в коленках и аналогичный тремор в верхней паре конечностей. Я уж не говорю о частичном временном умопомрачении, которое, в принципе, и ранее никогда ничем хорошим не заканчивалось.

Конечно не в деньгах счастье, но пока я на него не набрел, шелест купюр по мере возможности должен скрашивать временный его недостаток.

Так или иначе это был как раз тот решающий момент, с которого начался мой доблестный поход в… задний проход.

Но одна безусловная польза от этой экскурсии была: за последние несколько дней я поумнел настолько, что это стало заметно даже невооруженным глазом.

И судя по часам, которые еще мне предстоят, это только начало.

Итак, мы благополучно подтвердили тезис, что сначала было начало. А теперь глянем на другой… конец проблемы, то есть на себя.

Меня зовут Филипп Энжел. Понятно, что человеку с такой фамилией прямая дорога в фирму, носящую название «Компьютерный рай». То, что меня приняли, красноречивое тому подтверждение, хотя, наверное, сыграло свою роль и то, что мне 35 лет, я не обременен семейными заботами, стаж работы программистом у меня более 10 лет, а самое главное, хотя в этот момент я этого и не осознавал, что последним местом работы оказался институт нейрохирургии. Ушел я оттуда по чисто экономическим соображениям. Исследовательские программы финансировались крайне скудно, а на той, в которой был подвязан я, похоже, и вовсе собирались поставить крест. А тут это чертово объявление…

Ведь знал я, что дорога, вымощенная большими деньгами, почти всегда, ведет туда же, куда и дорога, устланная благими намерениями.

Ну вот подишь ты! Почему-то все время кажется, что это «почти» предназначено именно для тебя…

— За время работы в компьютерной лаборатории нейрохирургического института вам приходилось сталкиваться с проблемой декодирования нейроимпульсных матриц?.. — Мой новый непосредственный шеф похож на… орхидею, аккуратно высушенную для гербария, в его глазах еще горит свежий огонь юношеского задора, но плоть, подсушенная временем, носит явно функциональный характер: за исключением безумного блеска глаз все остальное было направлено лишь на единственную радость в жизни — на работу.

Я всегда удивлялся, как научно-техническая интеллигенция может поставлять своих рекрутов в неподдающуюся исчислению армию моральных уродов. Но, глядя на людей, подобных моему новому шефу, недоумение начинало потихоньку рассасываться.

У него на лбу большими печатными буквами было написано, что за последние лет десять из того, что не касалось непосредственно его исследований — не оставило ни малейшего следа в архисложном переплетении его драгоценных извилин. И он этим фактом, почти заслуженно, гордился!

— Да, конечно. Для оптимизации времени обработки мы обычно применяли метод…

Господи, как мало надо человеку для счастья. Упомянуть знакомый метод апроксимации. И человек, чья жизнь сосредоточена вокруг одних лишь матриц, начинает расцветать, насколько может расцвести засушенная орхидея.

Если бы меня тоже могли интересовать одни лишь матрицы, как бы это упростило мою жизнь, а заодно и жизнь всех окружающих.

Нет, конечно в первую очередь меня всегда интересовали деньги, во-вторую сама работа, а вот в-третью…

То ли объем работы оказался не так уж велик, то ли интенсивность недостаточно обременительной, но скорее всего, у меня гипертрофирован комплекс «Буратино»! Мне вечно необходимо сунуть свой нос в очаг, нарисованный на холсте.

Уж лучше я, как большинство, полностью был бы «зациклен» лишь на усердном отправлении служебных обязанностей.

Примерно месяц у меня ушел на то, чтобы влезть в специфику здешних «матриц» и прочей местной специфики. Единственное, что меня тогда удивило, при нынешнем уровне визуализации информации, странная безликость производимых мною вычислений. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить, что под многочисленными условными единицами от меня пытаются скрыть суть проводимых исследований. Кроме того, такая прозаическая штука, как лифт в здании обслуживал, как верхние — надземные этажи, так и шесть таинственных подземных уровней. Почему таинственных, да потому, что стоило мне туда сунуться, как охранник на выходе, не взирая на мое служебное удостоверение, вежливо объяснил, что я ошибся кнопочкой.