Ангел в аду

Ровно через неделю мне подвернулся случай, принявший внешний облик Спенсера Трапса заведующего отделом адаптации.

— Вы действительно хотите принять участие в аппробации наших новых ВР? интересуется Трапс, глядя на меня, как смотрят на последнего идиота, норовящего засунуть голову в работающий миксер.

— ВР?! А что это такое?!

— Игровые программы нового поколения. Виртуальная реальность. Когда синтезируемый мир практически невозможно отличить от реальности. Человек живет в мире искусственно сгенерированных образов, воспринимая комбинацию реального и синтезируемого миров, как неразрывное целое.

— Я думаю, что непосредственное знакомство с продукцией, разрабатываемой нашей фирмой, мне не повредит, — глубокомысленно изрекаю я, что вызывает совершенно неадекватную реакцию у Трапса. Он вдруг теряет ко мне интерес, словно я для него… уже умер. И поспешно выписывает мне пропуск на минус первый этаж.

Наконец-то! Мечта идиота свершилась. Когда я в лифте спускался на этот первый, оказавшийся для меня доступным, этаж местного андеграунда, мою драгоценную голову посещает забавная мысль: прогресс — великое дело и вот уже потенциальные покойники стройными рядами сами спускаются в могилы…

Охранник окидывает меня взглядом… наверняка, прикидывая, имеет ли мой трупик стандартные размеры, или придется его предварительно… модернизировать…

Конечно, во всем был виноват мой комплекс «Буратино». Его эрегированный нос, наверняка, возомнил себя, как минимум тараном и лез в драку, забыв, что сзади по ветру развеваются уши, которые в любых передрягах страдают в первую очередь. Ведь, как пить дать, пообрывают прямо на ходу.

— Итак, вы решили принять участие в аппробации нашей новой продукции, молодой человек, принявший меня на заветном подземном этаже, выглядел, как высокооплачиваемый клерк из солидного старого банка. Похоже, я априорно навел на него напраслину, подозревая в нездоровой тяге к моим ушам. Плевать ему было на мои уши и на то, к чему они пока крепятся! Однако мои благодетели начали повторяться: такое ощущение, что я у них первый клиент за последние лет десять.

— Если это не больно, — дурашливо хихикаю я.

— Что? — молодой человек смотрит на меня с таким выражением лица, словно я, суть да дело, предложил ему переспать.

— Это я так, пошутил, — уточняю я на всякий случай, чувствуя себя если не полным идиотом, то, по крайней мере, уже на три четверти.

— Это хорошо, что вы шутите, — внезапно объявляет этот образец канцелярского этикета. — Значит у вас устойчивая нервная система. Как раз такие люди нам и нужны. Кстати, вы женаты?

— Бог миловал.

— Родственники?

— Я почти круглый (идиот?!) сирота.

— То есть, как это?

— У меня где-то есть дядюшка, но такое ощущение, что он о своем племяннике располагает еще более скудными сведениями.

— Более скудными, чем что?

— Чем кто! Чем племянник о нем.

Все, теперь этот хлыщ пришел к законному выводу, что перед ним идиот, он же по совместительству чей-то племянник. Дальше все должно пойти, как по маслу.

— Вы работаете в отделе предварительной обработки информации?

— Да.

— А что вас заставило обратиться к нам?

Ну на этот вопрос ответ у меня заготовлен заранее.

— Естественно, деньги. Ведь вы же платите за участие в испытаниях?

— Ах, деньги, — молодой человек позволил себе улыбнуться, но меня его вежливый оскал почему-то не обрадовал.

— Ну, что же, — резюмирует нашу беседу это олицетворение бюрократического благополучия и выписывает мне пропуск аж на минус второй этаж.

Мой Буратино мог бы теперь спокойно отпиливать нос (и себе, и мне), все равно, похоже, что не пригодится (ни ему, ни мне!).

Минус второй отнюдь не напоминает мрачные застенки. Сквозь белоснежный кафель не сочится кровь и сонмы летучих мышей не гадят на головы добропорядочных граждан, деловито снующим по коридорам.

Почему-то при режиме повышенной секретности обычно, количество допущенных резко превышает число тех, кому «не велено».

Мне нужна комната U216. Перед заветной дверью я на мгновение замираю. У меня возникает ощущение, что я нахожусь на краю крыши и собираюсь сделать следующий шаг.

Еще была возможность его не делать — повернуть обратно, пустить своего Буратино на дрова…

Но, скорее по инерции, чем по каким-либо другим связным побудительным мотивам, я его все-таки делаю.

Все остальное, как и полагается в процессе свободного падения, от меня уже не зависит.

Глава 3

Оставшиеся формальности я прошел легко, двигаясь безболезненно, словно, принимая незримое участие в процессе дефикации счастливого индивида, рекламирующего патентованное слабительное.

Короче, когда мне выбрили участок кожи за левым ухом, я уже не мог встать и уйти, хотя мой драгоценный Буратино, почуяв, как пахнет дезинфицированная кожа, уже давно взял руки в ноги или наоборот и смазал лыжи добротным салом, начинающем обильно выступать из мест, где особенно припекло.