Протасов, держа вынужденную улыбку на лице, спросил с показным спокойствием:
— Как дела, Настя? Ну так, вообще…
— Прекрасно, а в чем, собственно, дело?
Осторожно приобняв ее за талию, Антон проговорил:
— Давай прогуляемся в эфирную зону… У нас проблемы с версткой, тебе надо взглянуть…
Но, едва они выбрались из-под обстрела многих, очень многих пытливых глаз, он упреждаюше прошептал:
— Ты только не расстраивайся, ладно?
— Почему я должна… — Настя замолчала, мимоходом ответив на чье-то приветствие.
— Понимаешь, многие тебе завидуют, к тому же политические игры — вещь сложная, запутанная…
— Антон, к чему ты клонишь? — удивилась Настя. — Что стряслось? В стране очередной переворот? Президента свергли, а Земцева кастрировали в назидание потомкам?
Антон насмешливо перекосился одной стороной рта, оценив шутку.
— Если бы… Только все гораздо хуже! — Он оглянулся — они были совершенно одни. — Обешай мне, что не станешь расстраиваться!
— Да говори же, не томи! — воскликнула Настя.
— Ладно… Сегодня ночью «четверка» вывалила компромат на Земцева… — Протасов клещами вытаскивал из себя каждое слово.
Настя вскинула озерной глубины глаза. А при чем тут…
— Там и про тебя кое-что есть… — торопливо добавил Антон, упреждая ее вопрос. — Сказали, например, что Алина — это дочка премьера…
— Какая чушь! — Настя серебристо рассмеялась в ответ. — Они не могли придумать чего-нибудь более оригинального?
— Оригинального… — Протасов смущенно смолк. — Там есть много оригинального, да еще с таким комментарием… Ты только не расстраивайся, люди же не дураки, понимают, что такое политический заказ…
Но это был не просто политический заказ. Это был заказ на политическое убийство Земцева. И она тоже попала в зону уничтожения.
«Вброс» компромата был осуществлен в ночное время, а не в прайм-тайм — это свидетельствовало о том, что тайный недоброжелатель, решивший нанести удар ново-назначенному премьеру, пока только прощупывал почву. Пробный шар — вот как это называлось.
Когда Антон вставил в магнитофон кассету, Настя напряженно застыла у экрана, внутренне сжавшись от дурных предчувствий.
Передача называлась «Для тех, кому не спится», но между собой стаканкинские обыватели называли ее «Для тех, кому неймется». Костяк программы составляли сюжеты с раздумчивым политическим комментарием, околоправительственные слухи и сплетни. Вела программу небезызвестная Милена Ельцова — в свое время Настя опрометчиво настояла на увольнении конкурентки, не столько опасаясь открытого соперничества с рыжей красоткой, сколько считая, что на канале должна быть только одна звезда, то есть она, Настя. К тому же Ельцова явно затмевала Плотникову своим министерским мужем, а ее бьющая в лицо сексуальность, кстати, явно диссонировала с просветительской направленностью канала.
После замужества Плотниковой Милена узнала, что такое, когда тебя постепенно выдавливают с работы, — ее все реже ставили в вечерние новости, на летучках склоняли по всем падежам, а потом вообще перевели на дневной эфир. Красавице это пришлось не по нутру, ее муж надавил на кого нужно, — и роскошное предложение от четвертой «кнопки» не замедлило воспоследовать… Настя лишь завистливо вздыхала, наблюдая за успехами своей давней соперницы, — «четверка» считалась рангом выше их канала, она была обшефедеральной, тогда как Плотниковой приходилось довольствоваться куцыми региональными возможностями Игоря Ильича.
В ночном эфире рыжегривая Ельцова оказалась совершенно на своем месте. Выпячивая накачанные силиконом губы, она ровным, тусклым голосом выдавала ошеломительный по скабрезности компромат — и это производило колдовское впечатление. Хищная красотка словно гипнотизировала зрителя — и своим глубоким вырезом на груди, и своим крупновыпуклым взором, и припухшим, словно накусанным ртом, Сексапилочке прощали всё — явную глупость, циничный намек, непристойный сюжет. У ночной «сплетницы» были прекрасные рейтинги!
Теперь и Настя попала на язычок давней сопернице…
После заставки программы пошел сюжет о визите западного деятеля в Москву, причем утверждалось, что этот деятель, доселе известный своим образцово-трезвым поведением, во время торжественного приема так наклюкался, что чуть было не задохнулся в салате, где спал после встречи с местными бизнесменами, — Антон быстро прокрутил пленку, нажав «стоп», когда вместо потасканной физиономии салатного деятеля вновь возникла хищная улыбка Ельцовой.
«…Недавно назначенный премьер Земцев… — закруглила ведущая гладкую вступительную фразу. — Кажется, у молодого обаятельного чиновника не должно быть проблем ни с карьерой, ни с личной жизнью — у него имеется прелестная жена, двое детей и твердый капитал, рассредоточенный по западным банкам, но…»
В этом месте Милена сожалеюще улыбнулась.
Картинка студии сменилась документальной хроникой: многоголовый митинг бушует у подножия бетонного, промышленного на вид здания, внизу экрана надпись — «1988 год». Мрачно одетые молодые люди с жесткими лицами что-то требовательно кричат в камеру, яростно выбрасывая в воздух сжатые кулаки.