И вот что еще интересно, если, конечно, верить в существование великого мира, могущественного, дающего бессмертие! Один ангел тебя подталкивает к чему-то крайне соблазнительному, и ты не можешь отказаться. А другой, который вроде бы и покруче, — не он, Дмитрий Павлович Савинов, это придумал, так проповедуют, — стоит рядом и наблюдает за подобным коварством. И как же они там разбираются между собой? Для чего ему, землянину, эти испытания? Издевательство же над простым смертным! И причем — самого садистского толка. Значит, кто-то там и когда-то слопал яблоко, чего, оказывается, делать не следовало, дал другому, и теперь тысячи и тысячи поколений расплачиваются за них? И вот это справедливо? Да родившись, он, несчастный Дмитрий Павлович, знать не знал, что это за слово-то такое — грех, тем более — первородный, — а ему уже заранее место в Сибири? А куда Господь Бог всемогущий глядел, когда один из ангелов, творение Его рук, взял и отбился от стаи? Откуда же обуяла гордыня и зависть того ангела? Ведь все, изначально сотворенное Богом, должно быть идеально, не так ли? А с ангелом ошибка вышла? Что же, Господь Бог выходил покурить или прикорнул на часок, пока тот создавался, — в колыбели? на операционном столе? — пока пучилась и вытягивалась бурлящая, бестелесная ангельская плоть? И что-то вышло не так, не тот ДНК, положенный каждому добропорядочному ангелу, получился? А в таком случае так ли виноваты эти первые двое, коль Создатель и сам оплошал? Может быть, не такой Он и всемогущий, раз допустил ошибку, смастерив ангела с червоточинкой? Тогда и у него, Дмитрия Савинова, есть право на ошибку. Может быть, на две, на десять. Или того больше. Он-то простой человек. И так ли он виноват, приветив однажды гостя? Знай он, что Господь не совершает ошибок, может быть, и не поверил бы он змею, вкравшемуся в его дом? Или все эти рассказы — про обманутого Господа, обманутого змеюкой и простыми человечками! — всего лишь байки церковников? Талдычь столетиями одно и то же, а кому не понравится — по шее! Только в этих байках и сам Создатель предстает театральным персонажем, то пребывающим в неведении: как там Адам с Евой, чего поделывают, не пасутся ли сдуру у запретной яблони? А то и разгневанным, мстительным, как ревнивая до смерти жена! Под зад их пинком из моего дома: не фига тут вожделенничать и слюни пускать!.. А может быть, мир-то устроен Господом бесконечно сложнее, многограннее, и человеку никогда не докопаться до истины, до самой сути жизни, Вселенной и всех ее таинств? И не важно, кто и какие гипотезы выдвигает! Проповедуй о той истине человечек в рясе, сам увенчав себя короной «избранника», читай ли другой лекции за ученой кафедрой, присвоив себе звание всезнайки, слагай ли третий в глубоком экстазе гениальные строки, называя себя истинным собеседником Господа!..
Электричка тормозила, приближался перрон Барятинской. Возможно, все его, Дмитрия Савинова, рассуждения — поиск оправдания самого себя? Желание знать, быть уверенным на сто процентов, что мир изначально несовершенен? А ведь нет лучше мира для мучимого страстями человека! Несовершенство все оправдает! Ведь коли мир таков, то и себя не стоит терзать лишний раз. Пренебреги пресловутым совершенством, откажись от него, презри — и сразу жить станет легче! Потому что чувствовать боль других, страдать и переживать не только за себя, но и за многих, может быть, за всех, — это великий труд. А идти налегке — одно удовольствие. Не обременять себя ничем, кроме исполнения своих желаний. Иди себе, посвистывай! Да поплевывай…
Легко, но только в самом начале!
Не хотел он говорить себе этого, но сказал! В чем же еще не хотел он признаваться? В том, что с каждым годом прогулка налегке становится все тяжелее? Мучительнее. Что легкость эта калечит, убивает тебя? Выжигает сердце и душу? И не оставляет внутри ничего? И однажды, не сейчас, а потом, ты поймешь, что на твоих плечах груз, которого не вынести ни одному смертному? Что камень этот привязан к тебе крепко-накрепко? А еще вернее — ты к нему? И только запросив о пощаде, признавшись, что не так здоров и силен, чтобы тягаться с этим грузом и донести его до вершины, ты получишь прощение и будешь освобожден. Тем, кого ты всегда отвергал, над кем смеялся, в кого не хотел верить… А если нет? Страшное это дело, наверное, лететь с тем камнем вниз — в самый пламень, и корчиться с ним на дне безымянной домны до конца веков!
Он выбрался на перрон, вдохнул полной грудью морозный воздух. Хотелось верить, что тень Инокова не бредет за ним по здешнему, во многих местах, девственному снегу…