Ангел Варенька

— …Простите, Василий Васильевич, — Нина на минуту перестала слушать, стараясь вспомнить, что ей нужно было срочно сделать до его прихода. Она поднесла спичку к конфорке газовой плиты и поставила на нее кастрюльку с детским питанием. — Мы с Володей вовсе не враги, чтобы нас нужно было мирить. И мы вовсе не ссорились.

— Ты меня неправильно поняла! — воскликнул Василий Васильевич, в душе сознавая, что Нина поняла его правильно, и отказываясь от того значения своих слов, которое оказалось для нее неубедительным. — Хорошо, ты не ссорилась с ним, но и со мной ты тоже не ссорилась. Вот я и приехал как твой старший друг… родственник… разве нельзя?!

— Я знала, что вы приедете, — сказала Нина, освещенная снизу пламенем плиты и от этого кажущаяся Василию Васильевичу чужой и незнакомой. — Вы или Анна Николаевна… Нет, скорее именно вы. Вы ведь такой добрый…

Он растерялся от этих слов и, как бы приписывая их странное воздействие тому необычному освещению, которое было на кухне, стал искать выключатель.

— Да, в вашей семье все такие добрые, все меня так любят и так трогательно ревнуют друг к другу! Я окружена такой заботой и так счастлива! Спасибо! Я вам очень благодарна! — продолжала Нина, даже не пытаясь помочь ему найти выключатель.

— Что ты говоришь! Опомнись! — Василий Васильевич наконец щелкнул кнопкой.

— Это вы во всем виноваты. Это из-за вас и Анны Николаевны у нас с Володей все рушится! — сказала она, прямо глядя на Василия Васильевича и почти не щурясь от яркого света.

Василий Васильевич внезапно успокоился, словно он уже сталкивался с подобным поведением невестки и знал, чем кончится эта вспышка.

— Хорошо, хорошо…

Нина молчала, ожидая, что он будет возмущаться и негодовать, но Василий Васильевич тоже молчал.

— Ах, простите! — она вдруг словно очнулась от сна или гипноза. — Не понимаю, как это вырвалось.

Он ответил мягкой улыбкой, означавшей, что он заранее готов все понять и простить.

— Василий Васильевич, почему все так несправедливо?! Разве я хочу ему зла?!

Нина снова поддавалась гипнозу навязчивых мыслей.

— Мы все желаем Володе только добра. Мы не деспоты и не тираны, — на всякий случай напомнил он, как бы предупреждая новую вспышку Нины. Заметив пар над кастрюлькой, Василий Васильевич выключил газ. — Как там Маугли? Почему его не слышно?

— Миша! — позвала Нина, не слишком уверенная, что сумеет добиться послушания от сына. — К тебе дедушка приехал.

Повернувшись к двери, Василий Васильевич слегка наклонился и расставил руки, как бы собираясь поймать вбежавшего внука. Но на кухню никто не вбегал и в комнате было так тихо, словно их голоса заставили мальчика спрятаться и затаиться.

— Миша! — снова позвала Нина, неуверенно показывая, что начинает сердиться. — Мы тебя ждем!

— Пантера тебя ждет, — поправил Василий Васильевич, стараясь говорить на языке ребенка.

Но и на этот раз никто не отозвался.

— Наверное, занят своими игрушками, — сказала Нина, словно бы извиняясь перед свекром.

Василий Васильевич решительно выпрямился и опустил руки.

— Не надо… Дети все чувствуют.

Нина приняла это объяснение, ничего не добавляя к нему. Она достала из шкафа детскую тарелку с петухом и лисой. Василий Васильевич решил вернуться к словам Нины, которые по-прежнему внушали ему беспокойство.

— Да, мы желаем добра и тебе и Володе, но, может быть, ты права в одном… Мы с Анной Николаевной слишком старались создать для вас… идеальные условия, что ли, — он подчеркнуто неопределенно выражал свою мысль, как бы считая ее чересчур банальной для того, чтобы быть выраженной точно и однозначно. — Мне самому многое не нравится в нашем доме. Анна Николаевна подчас навязывает мне уют, в котором я вовсе не нуждаюсь. Я бы гораздо охотнее сидел на обычных фанерных стульях, чем в ее мягких креслах. И старый письменный стол, который мы отвезли на дачу, казался мне намного удобнее нового. Ты совершенно справедливо обвиняешь нас в том, что мы…

— Я вас ни в чем не обвиняю. Просто у Володи иногда бывает такая тоска… — Нина смотрела в сторону от свекра, как будто он сам заставлял ее говорить то, что расходилось по смыслу с его словами.

— Какая тоска?! Откуда?! Объясните мне наконец! Он что, больной или калека?! У него нет куска хлеба и крыши над головой?! — вспылил Василий Васильевич, словно ему часто приходилось сталкиваться с подобными жалобами и они всякий раз вызывали у него однозначный ответ.

— Василий Васильевич, вы же умный человек. Зачем вы так упрощаете… — Нина по-прежнему смотрела в сторону и не решалась выпустить из рук тарелку до тех пор, пока не кончен этот разговор.

Василий Васильевич вспомнил, что раньше он на словах соглашался с Ниной, и, поймав себя на противоречии, постарался оправдать это тем состоянием досады и раздражения, в котором находился теперь.

— Может быть, и упрощаю, но зато вы слишком усложняете. Тоска, видите ли… Надо делом заниматься, и не будет никакой тоски.

Он адресовал свое раздражение Нине, словно она была виновата в том, что рядом не было настоящего адресата. Нина не обиделась, а как бы задумалась над тем, что было обидного в его словах.