Ангел Варенька

— Ваш старый письменный стол стоял на террасе, и, когда Володя за него садился, он казался очень похожим на вас, — сказала она, как бы отвечая на то невысказанное, что скрывалось в словах свекра.

— Кто казался? Стол или Володя? — Василий Васильевич пожалел, что его остроты не слышал никто, кроме Нины, которая не могла и не хотела ее оценить.

— Стол!

Нина покраснела оттого, что пришлось невольно повысить голос.

— Благодарю. Раньше русской литературе был известен многоуважаемый шкап. Теперь стал известен многоуважаемый стол.

Усомнившись в своей остроте, Василий Васильевич с досадой посмотрел на Нину, которая была ее единственным свидетелем.

— Вы хорошо знаете русскую литературу.

— Преувеличиваешь. В школе я делал по двадцать ошибок в сочинении, зато математику знал на пятерку.

— Вы хорошо знаете литературу, искусство, музыку, — все, кроме жизни собственного сына.

— А вот это уже серьезно, — Василий Васильевич сел за стол, то ли ожидая обеда, запаздывающего из-за беспорядков в доме, то ли собираясь объяснить, в чем он видит серьезность слов Нины. — Наши отношения с Володей для тебя укладываются в схему: отец вечно занят своей работой, выполняет и перевыполняет план, получает премии и награды, а дети растут заброшенными и несчастными. Только учти, что схема есть схема…

Василий Васильевич тяжело вздохнул, показывая, что он все-таки больше ждет обеда, чем рассчитывает на понимание Нины. Заметив этот вздох, Нина снова покраснела, но сдержалась, чтобы не повысить голос.

— Вы, Володя и Анна Николаевна так между собой похожи, а я в вашем доме неизвестно кто. Зачем мы с мамой сюда приехали!

Василий Васильевич спохватился, что так и не высказал Нине того, о чем думал в машине.

— Нет, нет, мы тебя все очень… — он вспомнил, что Нина недавно отзывалась с иронией о той любви, в которой он хотел ей признаться. — А впрочем… Лучше давай обедать. Зови скорее Маугли.

— Миша! — устало позвала Нина. — Мыть руки!

На этот раз дверь приоткрылась, и на пороге показался пятилетний мальчик, державший в руке пятнистого резинового крокодила.

— Вот и наш Маугли! — обрадовался Василий Васильевич, выдвигая из-под стола детскую табуретку.

— Я не Маугли, — ответил мальчик, нарочно противореча взрослым и волоча по полу крокодила, чтобы рассердить их.

— А кто же ты у нас? — благодушно спросил Василий Васильевич и как бы приготовился услышать еще более смешное прозвище, которым назовет себя внук.

Мальчик молча наступил на крокодила, слушая, как из него с шипеньем выходит воздух, и исподволь следя за поведением взрослых. Василий Васильевич обеспокоенно посмотрел на Нину, напоминая ей недавний разговор.

— Ладно, разберемся, кто есть кто, — сказал он громко и похлопал по спине внука. — Руки-то мыл?

Мальчик неохотно отправился в ванную, пихая ногой крокодила.

— Не смей портить игрушку! Садист какой-то, — крикнула вдогонку Нина и посмотрела на свекра, показывая, что не забыла их недавнего разговора.

— Скучает без отца. Встревожен. Дети все чувствуют, — Василий Васильевич достал из кармана платок и тотчас спрятал в другой карман.

— Зачем мы сюда приехали! — Нина прислушивалась к звукам, доносившимся из ванной. — Сейчас весь пол будет залит.

— Мы все тебя очень… — Василий Васильевич не стал лишний раз повторять фразу, недоверчиво встреченную Ниной. Он снова достал платок и незаметно смахнул слезинку. — Нервы совсем расшатались. Надо пить валерьянку.

— Пока мы сюда не приезжали, все было иначе, — Нина смотрела в окно, чтобы не видеть слез свекра.

— Боже мой! Скорее полотенце! — Василий Васильевич всплеснул руками, встречая забрызганного водой внука, который выходил из ванной.

Нина сорвала с крючка полотенце и стала вытирать сына.

— Несчастье мое, а где крокодил?

— Улетел.

Мальчик нарочно подставлял ей лицо так, чтобы ему было как можно больнее и неприятнее.

— Крокодилы не летают. Что ты выдумываешь!

Нина убрала полотенце и посмотрела ему в глаза.

— Он улетел на самолете. В Африку. К своему папе, — сказал мальчик и посмотрел в глаза матери.

VII