«Так вот, что она означает: метро!» - я воодушевленный догадкой и совершенно не представляя, что такое метро, «влился» с толпой в ближайшую дырку под землю. Что-то здесь было мне знакомым. Я ничему не удивлялся, но и вспомнить, что это все значит, никак не мог. Под землей оказался длиннющий темный коридор, и чего только в этом коридоре не было! Какие-то лавки, железные и застекленные киоски в стенах, в которых, как птицы в клетке, сидели девушки, и что-то меняли на все те же деньги. Местами у стен сидели люди весьма непрезентабельного вида, так что даже я на их фоне выглядел еще ничего. Да нет, наверно я так же и выглядел.
Толпа народа в основной своей серой и бурлящей массе заплывала по коридору в двери, который никак не успевали закрываться. Я озадачился: «Зачем тогда двери? Чтоб жизнь малиной не казалась? Интересно, от кого я эту фразу слышал? И почему жизнь должна казаться какой-то ягодой?»
Рассуждать мне не дали и запихнули прямо в эти не закрывающиеся двери. Я вылетел из них, как пробка, в относительно свободный зал, из которого вели несколько путей. Стоя посреди него, я наблюдал, как народ, забежавший со мной, бесстрашно бросается в проходы, где им преграждают путь какие-то клещи. Странно, но каждый раз, когда кто-нибудь туда заходил, клещи открывались и пропускали смельчака. Я понял, что тут что-то не так и, обострив внимание, заметил, что люди все время что-то вставляют в щели на исполинских зубах.
«Опять деньги нужны!» - догадался я: «Но как же их раздобыть? Не работать же!» - мне стало смешно от случайной мысли. Какое, вообще, отношение имели эти пресловутые деньги к работе? Никакого! Тем более, я затруднялся сказать, что такое работа. Одно было ясно: туда без денег не пустят, если, конечно не перепрыгнуть через эти клещи.
Я грустно развернулся и нырнул в другой, встречный поток, который выкинул меня обратно в темный коридор подземного перехода. Я уже настолько отупел от этой бесконечной массы людей, что почти ничего не соображал. И тут я сообразил, что стою напротив одного деда, присевшего у стены. Перед ним лежала кепка, в которой лежало несколько медяков.
- Добрый человек, подай Христа ради, если есть чем поделиться, - как-то неуверенно произнес он.
Я же, тем временем, пытался сообразить, с чего тут остановился: «Пожалуй, мне было с ним хорошо». Просто этот поток холодной отчужденности и сосредоточенности уже начинал меня изматывать, а тут вдруг какое-то светлое ощущение. Недолго думая, я плюхнулся рядом со стариком, притулившись к стенке, и ответил:
- Подал бы, да нечего. Сам видишь, в том же положении. Но ты не думай – я мешать не буду.
- Да как ты мне помешаешь? Это я тут мешаю, - дед снизил голос и, тихонько кивнув в сторону своих коллег, почти шепотом произнес. – Они вон постоянно сидят, а мне… деваться, просто, некуда, вот и сел здесь.
Слово за слово, мы разговорились, вернее, я больше спрашивал, так как о себе, кроме полной пустоты в голове ничего поведать не мог. Дедуля, тоже не избалованный вниманием, рассказал об ужасной в своей простоте истории. Еще года три назад он счастливо жил со своей женой в небольшой квартире. За плечами у него было высшее образование и долгая трудовая жизнь. В этом можно было усомниться, но я чувствовал, что он не очень умел врать, не то, что некоторые (это я про себя). Но сейчас я не врал, честное слово! Просто для того, чтобы врать, надо знать, что это неправильно, а я не знал ничего. Зато хорошо чувствовал этого человека, и он мне нравился. Не в пример его коллегам по занятию.
Беда не приходит одна и он в одночасье потерял жену и работу. Его нормальная жизнь потеряла какой-либо смысл. Он не выдержал такого удара судьбы и запил на остатки денег.
- Представляешь, - грустно выговаривал Михалыч, чем-то симпатичный мне собеседник. – Казалось, мы с Лидой и ссорились, и ругались иногда. Но вот не стало ее, и будто жизнь кончилась. Все ее вот вспоминаю…
На окраине Москвы у них жила дочь с семьей, но он почти прекратил общение с ней из-за своего пьянства. Деньги закончились, и пить стало не на что. Тогда он решился «по совету друзей» перебраться жить к дочери, которая еще до его пьянки звала отца к себе. Но из какой-то глупой гордости пенсионер не захотел идти к ней с пустыми руками и решил сперва втихаря продать квартиру.
- Ну и продал, да так, что остался и без квартиры и без денег, - усмехнулся дед. – Так вот теперь бывает. Сунулся правду искать, а у этих «друзей» все вокруг куплено и концы воду. Только угодил в сизо – хорошо, еще ничего на шею не повесили, а просто выкинули на улицу. Вот теперь и числюсь в полноценных бомжах. Из своего района не хочется никуда уходить, да больно жизнь стала злой, того и гляди мусора попрут за город…
- А что же ты, Михалыч, к дочке то не подашься? – удивился я бедственному положению старика. Хотя, какой он старик в шестьдесят два года? Если на внешний вид только – уличная жизнь не балует.