Ангел Западного окна

Я не хочу, не хочу умирать вместе с Джоном Ди, кричит что-то во мне, и в следующее мгновение я резко вскакиваю — передо мной привычная обстановка моего кабинета; я снова тот, кто я есть и кто я был, когда нырнул в угольное зеркало, а вынырнул в изумрудном зеркальце Исаис… Значит, они связаны какой-то потусторонней протокой, воды которой текут вспять… Конечно, ведь мобиль княгини, который завёз меня в колодец Св. Патрика, двигался» задним ходом… Но я хочу знать всё, что случилось с моим alter ego, всё до конца…

Снова всплываю в полуразрушенной лаборатории Мортлейка, только уже не Джоном Ди, а невидимым свидетелем.

Вижу моего покойного предка, вернее — куколку, личинку, которую за восемьдесят четыре года до её рождения назвали Джоном Ди, баронетом Глэдхиллом; тело прямо и неподвижно, не сводя потухшего взора с востока, сидит в своем кресле, рядом с холодным очагом, словно собралось так сидеть и ждать до скончания века. И снова пурпур зари встаёт над почерневшими, поросшими травой и мхом развалинами этого некогда величественного замка; первые лучи позолотили лицо покойного, которое совсем не кажется мёртвым, а утренний ветерок так беззаботно играет серебряной прядью устало откинутой на спинку кресла головы… Не могу избавиться от ощущения, что под морщинистыми веками продолжает жить затаенная надежда, что убеленный сединами патриарх к чему-то прислушивается, словно ожидая какого-то сигнала, а время, от времени его грудь как будто вздымается, и тяжкий вздох вырывается из неё.

Но что это: внезапно в убогом приюте возникают четверо… Выходят из стены одновременно. Однако какое-то безотчётное чувство говорит мне, что явились они с четырёх концов света. Высокие, рост явно превышает человеческий; во всем их облике присутствует что-то неуловимо инородное. Впрочем, возможно, это впечатление вызвано необычным одеянем: иссиня-чёрные плащи с широкими пелеринами, закрывающими шею и плечи. На головах — глухие, с прорезями для глаз, капуцины. Средневековые могильщики, замаскированные под начинающееся разложение.

С ними странной формы саркофаг — крестообразный! Матово отсвечивает неизвестный металл, из которого он изготовлен. Олово или свинец?..

Они осторожно поднимают тело из кресла и кладут на пол, раскинув мёртвые руки крестом.

В головах стоит Гарднер.

На нем белый плащ. Золотая роза сияет на груди. Медленно склоняется он над мёртвым и вкладывает сверкнувший на солнце кинжал из наконечника копья Хоэла Дата в простертую руку Джона Ди. Не померещилось ли мне — жёлтые пальцы усопшего дрогнули и сжались на рукоятке.

Тут как из-под земли — почему, собственно, «как», если так оно и есть! — появляется гигантская фигура Бартлета Грина; даже буйная рыжая борода не может скрыть его широкой, до ушей, ухмылки.

Удовлетворенно осклабясь, призрачный главарь ревенхедов оглядывает тело своего бывшего сокамерника.

Оценивающий взгляд мясника, прикидывающего, как половчей разделать лежащую перед ним тушу и на сколько она потянет.

Всякий раз, когда «белый глаз» Бартлета упирается в изголовье, он начинает моргать, словно натыкается там на что-то неприятно режущее. Белоснежного адепта он явно не видит. Беззвучно, словно говорит во сне, обращается Бартлет Грин к мёртвому Джону Ди:

— Ну что, дождался наконец, приятель? Исполнились твои дурацкие надежды и душонку твою всё же вытряхнули из этого смердящего кадавра? Теперь-то ты готов отправиться на поиски… Гренланда? Тогда вперёд!

Но мертвец недвижим. Бартлет Грин грубо пинает своим серебряным башмаком — слоистая короста зловещей экземы стала ещё плотней — простертые ноги Джона Ди, и по его лицу проскальзывает недоуменная тень.

— Ну что ты там прячешься по углам своей гнилой развалюхи! Падаль — она и есть падаль! Вылазь, баронет! Петушок давно пропел… Отзовись! Где ты? Ау!..

— Я здесь! — отвечает голос Гарднера.

Бартлет Грин вздрагивает. Резко выпрямляется во весь свой гигантский рост, поразительно напоминая бульдога, который, заслышав подозрительный звук, зло и недоверчиво поводит маленькими глазками; глухое ворчанье, которое издает при этом Рыжий, ещё больше усиливает сходство.

— Кто это там голос подает?

— Я, — доносится в ответ.

— Что ещё за «я»? Мне нужен ты, брат Ди! — недовольно бурчит Бартлет. — Гони этого незваного стража со своего порога. Я ведь знаю, что ты его не приглашал.

— Что хочешь ты от того, кого не видишь?

— От тебя мне ничего не надо, с невидимкой я не хочу иметь никаких дел! Ступай своей дорогой и дай нам идти своей!

— Хорошо. Иди же!

— Подъём! — кричит Бартлет и трясёт покойника. — Во имя богини, коей мы обязаны, вставай, приятель! Поднимайся же, проклятый трус! Бессмысленно притворяться мёртвым, если и так мёртв. Ночь прошла, все сны уже приснились… И нам с тобой пора прогуляться… Тут, неподалеку… Ну, живей, живей!..

Бартлет Грин склоняется над телом и пробует его поднять своими мощными, как у гориллы, лапами. Это ему не удается. Скрипя зубами, он рявкнул в пустоту:

— Брысь, белая тень! Это нечистая игра!

Но Гарднер как стоял, так и стоит в изголовье Джона Ди, не шевельнув и пальцем: