Прежде чем уехать в Канн, где ее ждали новые встречи, Меркель сказала в бундестаге, что «если евро рухнет, то рухнет и Европа». Она многое поставила на кон – и выиграла; соглашение было достигнуто, евро удалось спасти. По крайней мере, она так думала в тот момент. 31 октября Меркель собиралась ехать домой. В Берлине было 19:20. Последние несколько дней прошли весьма продуктивно, и все заметно успокоилось после заключения сделки с Папандреу. Она уже собиралась спускаться вниз, когда раздался телефонный звонок. Появились шокирующие новости. Папандреу объявил, что соглашение, заключенное 27 числа, будет вынесено на референдум. Меркель тут же позвонила Николя Саркози. Шаг Папандреу не был ни с кем согласован и оказался совершенно неожиданным.
Меркель и Саркози были возмущены. Они договорились остановить любые выплаты до получения особых указаний и решили вызвать Папандреу «на ковер» и заставить объясниться. Однако прежде чем связываться с греческим правительством, они решили дождаться утра. 1 ноября в 7:20 Вольфганг Шойбле позвонил своему греческому коллеге Евангелосу Веницелосу, проходившему тогда лечение в афинской больнице. Шойбле сказал греческому политику, что Меркель хочет видеть его и его босса в Канне через два дня. Шойбле попытался убедить тучного экономиста, что ему следует убедить Папандреу в том, что его идея может обернуться против него самого. Веницелос был против референдума и тоже понимал, что ставка Папандреу может только ухудшить дело, но убедить Папандреу он не смог.
Рынки отреагировали недвусмысленно. Германский DAX (биржевой индекс высоконадежных активов, составляемый по тридцати крупнейшим германским компаниям, торгуемым на Франкфуртской бирже) потерял 5 %. Пошли слухи, что Греция покинет зону евро и тем самым нанесет ему серьезный урон, а может быть, даже вызовет коллапс европейской валюты.
В нормальных обстоятельствах визиты иностранных лидеров во Францию обставляются традиционными формальностями: красная ковровая дорожка, почетный караул и т. п. Меркель, прибыв на переговоры с Папандреу, была встречена со всей возможной помпой. Но когда появился греческий премьер-министр, красная дорожка была свернута и убрана с глаз, а Республиканская гвардия (часть французской жандармерии, отвечающая за почетный караул) вернулась в казармы.
У господина Папандреу не осталось сомнений в том, что он переступил черту. Он продолжал утверждать, что нуждается в мандате: «Референдум даст ясный мандат и станет сильным посланием как внутри Греции, так и вне ее, по поводу европейского курса и нашего участия в зоне евро», – сказал Папандреу своим министрам перед отъездом. Меркель и другие участники встречи были не в настроении выслушивать подобные оправдания. Кроме Меркель и Саркози, в комнате его ожидал еще один человек – Кристин Лагард, свежеизбранный президент Международного валютного фонда. Шеф МВФ, входившая когда-то в национальную сборную Франции по синхронному плаванию, тщательно выстраивала планировала свои отношения с Меркель; эти две могущественные женщины сказали греческому премьеру, что до того, как пройдет планируемый им референдум, он не получит вообще никаких денег. Все попытки Папандреу оспорить это решение были встречены молчанием. Он вернулся в Грецию и подал в отставку. Референдум был отменен, и Папандреу, уходя с поста, попытался сделать хорошую мину.
Униженный политик сравнил себя с Одиссеем Гомера – царем и воином, вернувшимся на родную Итаку после десяти лет скитаний по морям и множества страданий, чтобы вернуть себе царство. Проблема состояла в том, что Папандреу, в отличие от героя Гомера, грозило кораблекрушение, а спасением и не пахло. Более уместной отсылкой к древнегреческой мифологии было бы сравнение с Икаром – сыном мастера Дедала, наказанным богами за гордыню. Он подлетел слишком близко к Солнцу, его крылья расплавились, и несчастный юноша рухнул на землю.
Рынки никак не могли обрести устойчивость, и необходимо было что-то предпринять. Решение – или, по крайней мере, его часть – пришло в декабре 2011 г., когда Европейский совет, состоящий из глав государств и правительств) согласовал Европейский бюджетный пакт, который ужесточил правила для национального бюджетного дефицита, оговорил автоматическое введение санкций и наделил Еврокомиссию полномочиями устанавливать целевые показатели для отдельных стран. Опять Германия оказалась ведущей силой и могла диктовать правила. Британия предпочла не участвовать в этом процессе, но это не имело особого значения. Принятый план остановил неумолимый рост давления на евро. Проблема не была разрешена, но опасность расплавления удалось снизить.