Ангела Меркель. Самый влиятельный политик Европы

«Ну хорошо, и как часто вы слушаете западное радио? А когда вы в последний раз приобрели джинсы из Западной Германии?» – спрашивали они. Все ответы они знали заранее. Они были вежливы и даже доброжелательны. Они пытались завербовать Ангелу. Она не была врагом государства – для таких у них были другие методы. Так что, спрашивали они, не хочет ли она стать агентом?

Ангела колебалась, по крайней мере позже ей так казалось. Жесткий отказ от предложенной работы вызвал бы подозрения и, скорее всего, погубил бы ее карьеру; не исключено также, что он навлек бы несчастья на ее родных и близких. С другой стороны, согласиться означало бы шпионить за друзьями и родными, причем делать это в интересах политической системы, противником которой она в глубине души была. Так что она выбрала другое, довольно элегантное решение. Она сказала, что не в состоянии хранить секреты. Именно это всегда советовали ей говорить мать и отец: «Родители всегда советовали мне говорить офицерам Штази, что я болтушка и человек, который не в состоянии держать язык за зубами. Еще я сказала им, что не знаю, смогу ли сохранить это в тайне от мужа», – вспоминала позже Ангела.

Сотрудники Штази были в растерянности. Ясно было, что эта женщина – наивный ученый, живущий в параллельной вселенной молекул, атомов и нейтронов. Такая рассеянная чудачка принесла бы мало пользы тайной полиции. Ее вежливо поблагодарили, но работы она не получила.

Некоторые с трудом верят, что Ангела никогда ни за кем не шпионила. Мы никак не можем знать наверняка, была она платным сотрудником Штази или нет. Но даже самые суровые ее критики не представили до сих пор никаких конкретных доказательств такой работы. Архивы Штази открыты всем. Мы увидим, что многие ее друзья были информаторами. Ангела, судя по всему, не была.

Вместо того, чтобы отправиться в Ильменау, и Ангела, и Ульрих получили работу в уже упоминавшейся Академии наук. Ульрих стал ассистентом в Центральном институте оптики, а Ангела получила аналогичное место в Отделении физической химии.

Казалось, все определилось. Им повезло получить квартиру в центре Берлина, на Мариенштрассе, недалеко от стены. Квартирка была спартанской, но никого из Меркелей это особенно не беспокоило. Правда, в доме непрерывно был слышен грохот от движения подземных поездов с Запада, проходивших глубоко под восточной частью разделенного города. Но это постоянное напоминание о расколе, кажется, Ангелу не трогало: «Мне не кажется, что мы особенно страдали о того, что жили совсем рядом со стеной», – сказал Ульрих много лет спустя, когда его спросили о совместной жизни с Ангелой.

Оба они много работали. Судя по всему, слишком много. Ульриха часто не бывало дома. Когда молодые супруги были студентами в Лейпциге, они часто ездили на конференции вместе и никогда не упускали возможности сопровождать друг друга в заграничных путешествиях. Но когда они переехали в Берлин, что-то, похоже, случилось. Ангела начала ездить в другие коммунистические страны одна. Ульрих начал проводить большую часть своего времени в лаборатории. Их коллеги отметили, что супруги отдалились друг от друга. Но они дипломатично молчали. Разговоры о подобных вещах – деликатная тема.

Ангела и Ульрих говорили мало. Не было ни ссор, ни криков, одно только ощущение расширяющейся пропасти; каждому из них начало казаться, что он (она) живет с чужим человеком. Но разрыв, произошедший одним зимним утром 1981 г., стал кое для кого сюрпризом. Ульрих вспоминает: «Внезапно однажды она собрала вещи и съехала из квартиры, в которой мы оба жили. Она взвесила все последствия и проанализировала все за и против. Мы разошлись по-дружески. С финансовой точки зрения мы оба были независимыми людьми. Делить нам было особенно нечего. Она забрала стиральную машину, я оставил себе мебель – кое-чем из той мебели я пользуюсь до сих пор, кстати».

Поведение Ангелы в той ситуации вполне укладывается в стандартную для нее схему: она тщательнейшим образом проанализировала ситуацию, а затем, рассмотрев все последствия, сделала ход. Она всегда разбиралась так со сложной ситуацией. И что, возможно, еще интереснее, метод анализа собственной личной жизни очень походил на метод, при помощи которого много спустя, уже будучи канцлером, анализировала сложные политические вызовы.

Прокручиваем время вперед на 34 года и обнаруживаем канцлера Меркель в сложной ситуации. Много недель подряд беженцы потоком вливаются в границы Европейского союза. Войны в Сирии и Ливии подтолкнули исход библейского масштаба, и большинство этих толп направлялись в Германию. Правая германская пресса призывала к действиям, другие страны закрывали границы, а телеэкраны были полны сюжетов, в которых полиция избивала отчаявшиеся семьи, пытавшиеся проникнуть в Венгрию и другие южноевропейские страны.