Прилетели мы в Фирузабад и сразу на ангелов и джинна наткнулись. Начали работать. Я поле джинново, «кисельное», нейтрализовывал, а демон из силовой поддержки с джинном разбирался. Упертым «бездымник» оказался, опытным. Исчез, появился, кинжальчиком махнул, и только латы от коллеги моего оставил… Потом коллега Тюэллар подоспел и ангелочков трепать начал. Пытался трепать… Ангелочки эти не простые, к ним у наместника – особые счеты. «Приведите уже их, – говорит, – ко мне! Забодали! А я вам за это, такие премиальные выпишу, что пировать неделю будете…» Ангелок этот – сероглазый, с непослушным «ежиком» на голове и внушающими уважение боевыми крыльями – показался мне каким-то нервным и озлобленным. Зачем иначе бедолаге Тюэллару с такой силой крыло отрывал? Ну, потрепал тот чуток девицу ангельскую. На работе же, ничего личного! Ангел – изверг! Чего ему на Небе не хватает? Хотя я предполагаю чего… Он все на девицу влюбленными глазами посматривал. Ага, жди: симпотные фифы просто так взаимностью не отвечают… Нестандартна девица по цветности очей – кареглазка… Такие глаза у их главного безопасника – Гиранэля и одного из архангелов. Габриэля, кажется. Когда меня судили, он тоже присутствовал, вещал мне: «Только Создатель право имеет судить и решать – кто хороший, кто плохой, а кто – зло неисправимое…»
Никому не нужна справедливость. Везде бюрократы.
Фифа, кстати, чересчур воинственна. Тюэллара иглами забросала, руки ему отсекла, а потом и до меня добралась: костюм копьями в дуршлаг превратила, дымил потом в нескольких местах. Сильна, амазонка! И все равно не успокоилась, в размерах меня уменьшила! Да еще сеть обжигающую накинула, когда у ангела пытался перстень отобрать. Помешала – чума! Волосы взъерошены, гневные искры мечет! К нам ей надо! Ведь бабу джиннову как ловко спеленала! Ать-хвать, и руки по швам! Полезной станет, как я. А вообще фартовые ребятки! Не мог на них, в облака улепетывающих, насмотреться…
Душа уже под ногами. Затихла. Схуднула, как вылитая грелка… Скоро сигнал от наместника придет. Лампочка на потолке прикручена со свето-звуковым сопровождением. Как загудит и красным загорится, так в опаснейшую (но полезную для Города) тварь превращусь. Совсем не красивую. И в зеркало смотреть не захочется, да и некогда будет. Но сам захотел в башне служить и на Землю летать постоянно. Везде компромиссы.
О! Звенит уже! Разобью когда-нибудь это правдивое зеркало! Что показывает опять? Как саван черный из меня прорастать начал, как рот куда-то провалился, огнем наполнился, а глаза заалели, руки и ноги удлинились? Как тонкой «палкой» становлюсь, на жуткие дела способной? Только не покажет зеркальная гладь, как рвется все внутри от дикой боли. Слышал, у оборотней Поверхности такие же ощущения. Часть наказания за близость к Тьме.
Но вот и отболело… Готовность номер один. Его убийственность поглотитель к вашим услугам!
И ничего в этой комнате уже не нужно. Клетка бесполезная. На Поверхности некоторые, вообще из квартир выбираться не хотят. Чудаки! Живите, дышите, гуляйте, а то вдруг станете тварями жестокими! Тут их – миллионы…
И лифт, что в доме, не нужен: в форточку вылетел, и в Главной Башне через три секунды…
Здравствуй, нелюбимый город, я весь твой!
Глава 24. Болезнь
Соня бредила. У изголовья кровати ей мерещился Игорь. Напарник держал Соню за руку и старался нащупать в посиневшем запястье пульс. Впечатлительный ангел волновался, на покрытом испариной лбу надувались жилы. Физическое тело взяло власть не только над Игорем, но и над Соней, не давая ускорить течение живительных энергетических потоков. Игорь топал ногами от бессилия и проваливался сквозь пол, который быстро зарастал, превращаясь в дно перевернутой «банки». Игорь долбил в это «дно», как пойманный в банку жучок, судорожно сжимая и расправляя крылья, пока снова не поднимался над полом.
– Мой защитник не может мне помочь? – истерически хохотала Соня, понимая, что неправильно себя ведет, но не останавливалась. – Для чего тогда наш тандем? Для модели, чтобы все глядели? А если в самый ответственный момент Игорек «сдуется» и все проблемы придется разгребать самой, как кучу перегнившей листвы? Зачем бесполезно топорщить перья? Прекратил бы, черт возьми! Ой-ой! Нельзя так говорить? А то что? Дяденьки-архангелы отругают?
Затем крамольные мысли прерывались, потому что рядом с Игорем вдруг зажигались желтые светлячки и быстрой стайкой летели к стеклянной преграде, рассыпающейся на глазах на осколки. Игорь почему-то оставался на месте и тянулся к Соне. В ней снова проявлялась вредность: «Тянется он! Сколько еще тянуться будет? Сколько о работе разговаривать? Где решимость? Я женщина, в конце концов! Пусть пригласит на облако и скажет, что на самом деле чувствует…»
Игорь был интересен Соне, несмотря на не исчезающего из сердца Ивана, но имели ли они право на отношения?