Ангелмасса

Коста покачал головой.

— Вы рассуждаете как военный, — сказал он. — Либо как политик, который вынужден заботиться о своем престиже и общественном мнении. Но Паксом заправляют совсем другие люди. Им руководят Адъюторы, а Адъюторы думают лишь о деньгах.

— Чепуха! — отрезал Пирбазари. — Думаете, они опустят руки только потому, что мы слишком дорого им обошлись? Это уже не война, это… — Он замялся, подбирая нужное слово.

— Это голый экономический расчет, — согласился Коста. — Однако ничто иное их не заботит. Они оставят нас в покое, потому что Эмпирея — это огромные цифры в статье расходов. «Комитаджи» уничтожен, и они уже потратили больше, чем могут приобрести. Зачем терять время и деньги, завоевывая нас, если в итоге они не сведут концы с концами?

Ханан шевельнулся в кресле.

— Это оскорбление для всей нашей цивилизации, — чуть слышно сказал он Орнине.

— Ваша цивилизация даже не догадывается, во что обошлось строительство «Комитаджи», — возразил Коста. — Если что-то и может остановить Адъюторов, то только нежелание финансировать предприятие, которое не принесло ничего, кроме убытков.

— Вероятно, в обычной ситуации они рассуждают именно так, — заметил Форсайт. — Но вы забываете о самой Ангелмассе. Телтхорст, Адъютор, с которым я говорил, лелеял грандиозные планы освоения ее энергоресурсов для строительства целого флота кораблей наподобие «Комитаджи». Ради такой добычи они могут и рискнуть.

— Нет, — задумчиво произнес Пирбазари. — Теперь уже нет. Увидев, что сотворила Ангелмасса с их любимой игрушкой, Адъюторы вряд ли захотят разместить верфь по соседству с ней.

— Он прав, — сказал Коста. — Даже если Пакс решит построить еще один «Комитаджи», то, уж конечно, не здесь.

— А если Пакс построит его в своих мирах? — спросила Орнина.

— Такое вполне возможно, — признал Коста. — Ведь во Вселенной еще немало заблудших колоний, которые ждут своего завоевателя. Но даже если «Комитаджи» восстанет из пепла, вы никогда не увидите его в пространстве Эмпиреи.

— Вы действительно думаете, что Пакс поступит именно так? — спросил Форсайт, нерешительно хмуря лоб.

— Уверен. — Коста замялся. — Но если вы сочтете необходимым, я готов вернуться на Пакс вместе с «Комитаджи» и разъяснить им это.

— Нет, — твердо сказала Чандрис, не дав Форсайту открыть рот. — Если ты отправишься на Пакс, тебя не выпустят обратно.

Коста моргнул.

— Неужели это огорчило бы тебя? — с волнением спросил он.

На секунду Чандрис растерялась. Коста еще не видел ее такой.

— Еще бы, — тут же подхватил Ханан. — Это огорчило бы всех нас, ведь ты наш друг.

— Пожалуйста, не посылайте его на Пакс, — с жаром выпалила Чандрис.

— По-моему, в этом нет нужды, — ответил Форсайт. — Останки «Комитаджи» достаточно красноречиво скажут сами за себя и без помощи господина Джереко.

— Однако было бы полезно вместе с ними отправить запись вашего обращения, — добавил Пирбазари. — Особенно если оно убедит их в том, что вы перешли на нашу сторону благодаря воздействию ангелов. Может быть, тогда Пакс больше не станет посылать к нам шпионов.

Коста кивнул:

— Я к вашим услугам.

— Какой богатый материал для любителей покопаться в собственной душе, — фыркнув, заметил Ханан. — Ангелы делают людей хорошими; и вот они обращают Джереко против Пакса. Интересно, что скажут Адъюторы?

— Ты знаешь, что они скажут, — ответила Орнина. — Корень всех зол в любви к деньгам.

— Да, они скажут именно так. — Ханан чуть подался вперед, чтобы посмотреть на Косту. — Так что делают ангелы, Джереко? Подавляют любовь к деньгам?

— Ну… — Коста замялся, гадая, стоит ли говорить об этом именно сейчас. Но если не сейчас, то когда? — Если честно, я думаю, что они воздействуют на более глубокие слои разума.

— Похоже, вам известно нечто, о чем не знаем мы, — сказал Форсайт, пристально глядя на него.

— У меня есть теория, — ответил Коста. — Не о том, что представляют собой ангелы, а об их влиянии на человека.

— Я думала, что они внушают человеку добро, — озадаченно произнесла Чандрис.

— Они никому ничего не внушают, — возразил Коста. — Они дают нам возможность проявить свои лучшие качества. Ангелы помогают человеку выбраться из своей скорлупы и открыться навстречу другим людям, подавляя основной фактор, способствующий замкнутости и эгоистичным устремлениям.

— Любовь к деньгам? — предположил Ханан.

— Изначальную порочность человеческой натуры? — циничным тоном добавил Пирбазари.

Коста покачал головой:

— Страх.

За столом ненадолго воцарилось молчание.

— Страх, — ровным голосом повторил Форсайт.

— Но страх — это не зло, — растерянно возразила Орнина.

— Я не называл его злом, — ответил Коста. — Я сказал, что он концентрирует внимание человека на самом себе, отвлекая его от окружающих. В результате человек становится себялюбивым; а себялюбие, зашедшее слишком далеко, провоцирует то, что мы называем антиобщественными и преступными склонностями.

— Уж не говорим ли мы на разных языках? — спросил Форсайт, хмурясь. — Страх — это вполне здоровый элемент инстинкта самосохранения.