– Вернитесь, – умоляюще сказал Сева, – сейчас еще Медведь, а потом и до финала недалеко.
– Медведя я уже не выдержу! – встрял измученный Колобок.
– Да не тушуйся, – пожалел его Ежик, – Медведя уже не найти, спит он.
– Где спит? – ошалело спросил Бурмистров.
– Не в берлоге же, сейчас лето. Дома спит. Он и не приходил сегодня.
– Как?!
– Молча. Он сказал, что в самодеятельности свое отыграл.
– А без него как же? – расстроился Сева.
– Ну хотите, я сейчас свою шкуру сниму и его надену? – сжалился Волк.
– Нет, – твердо ответил Бурмистров, вспомнив, что он здесь главный.
«Без Медведя обойдусь, – подумал он, – и без Волка тоже». А вслух добавил: «Ты лыка не вяжешь».
Волк поднялся во весь свой немаленький рост и одернул клочкастую шкуру, как мундир.
– Какие цирлих-манирлих, господин режиссер! Мне ж не Гамлета читать «быть иль не быть…»! Волк просто обязан быть поддатым, он отрицательный персонаж!
Пока длился этот прочувствованный монолог, Колобок успел выпить водки и закусить, чем бог послал, а именно пучком зеленого лука. Вернулись на площадку все, кроме Ежа. Он решил, что его миссия уже завершена. Пьяный Колобок по-быстрому свалил от пьяного Волка и двинулся навстречу своей погибели – к Лисе.
А та была хороша! С пушистым длинным хвостом, ярко подведенными глазами и в рыжих лайковых перчатках. Отбросив сигарету, искусительница направилась к своей жертве, плавно виляя бедрами, и предложила ему спеть песенку. Но как только Колобок раскрыл рот, она резко повернулась к Севе.
– И я что, должна есть этот помятый кусок теста, от которого за версту разит луком и водкой?!
Она презрительно оттолкнула его ножкой, обутой в туфлю на шпильке, оставив в пыльном боку дырку, опять закурила и отправилась мимо Колобка к гримерке. А он, бедный, покатился прямо под ноги Новым русским бабкам.
– Ну вот, а вы плакали… Вернулся я… Никому не нужен…
Камеры так и засняли финал. Получилось не менее трагично, чем в русской народной сказке.
Если что…
Где только не встречаются люди для того, чтобы пообщаться. Мы с девчонками – в бане на Фонарном. Светка всегда говорила, как бы оправдываясь: «Мы нормальные женщины, только в баню ходим четыре раза в неделю».
Это было идеальное место: и попариться, и поболтать, и чаю попить, и массаж сделать. А для меня еще и единственное место, где я иногда пила пиво, которое на дух не переношу. Я брала в руки стакан с пенящимся напитком и чувствовала себя преступницей, проворачивающей какую-то аферу, закусывала красной рыбой и ощущала себя просто чуть ли не ренегаткой, так как я тут вкушаю деликатесы вдали от семейного очага. От этих недозволенностей пиво становилось вкусным, а рыба нежной.
Обсуждали абсолютно все, но были и излюбленные темы. Они включали некоторые нерешенные еще проблемы, которые давно стояли на повестке дня. Например, как выдать замуж Линку – уже давно назревший вопрос, поскольку мы все успели не то что замуж выйти, но и развестись, а она в девках до сих пор.
Честно говоря, карты путал Линкин папа, Иосиф Самуилович. Он вмешивался в жизнь своей дочери и в наши планы, но туда же еще и припутывал Большую хоральную синагогу, которой доверял безгранично, в отличие от нас.
Папа Ося похаживал на Лермонтовский 2 регулярно. Можно сказать, синагога была для него тем же, чем для нас баня – там он получал удовольствие, расслаблялся и общался с друзьями. Единственная, но определяющая разница между баней и синагогой заключалась в том, что при храме состояло некое матримониальное общество, в которое дядя Ося и вписался.
Безумно гордый собою, он пытался устроить личную жизнь единственной дочери, абсолютно не понимая, что дело это гиблое, причем в зародыше. Ни один сколько-нибудь приличный мужик не потащится в церковь, чтоб жениться, туда только ненормальные еврейские мамашки приволакивают на аркане своих неудавшихся деток. Сколько бы там дядя Ося не наводил мостов, Линка ни с одним претендентом так и не встретилась. Вообще было не совсем ясно, кого там Линкин папочка подбирает – Линке мужа или себе зятя.
– Слушай, а вот тот, кажется Сема, тебе позвонил? – терзали мы подругу.
– Угу.
– Ну просил встретиться?
– Просил.
– Линка, говори по-человечески! Что из тебя каждое слово клещами тянуть надо? – возмущались мы. – Встретились?
– Нет, – ее лицо приобретало брезгливое выражение. – Я этому кретину назначила на Гостином, у витража.
– И?
– Он спросил, что такое витраж!
– Да-а… Тут, видать, полная клиника, – сделали мы заключение. – А еще кого-нибудь папа Ося приглядел?
– Приглядел, – сказала Линка с совсем уж скучной физиономией, – я ему там же назначила.
– Что, тоже спросил, что такое витраж? Или поинтересовался, что такое Гостиный двор?
– Да нет. Он сказал, что на нем будет кроличья шапка.