Ангелочек. Время любить

«Да, он родился мертвым, потому что никто не осматривал будущую мать в течение беременности! Разумеется, он родился мертвым, потому что в последние недели она не вставала с кровати, так как боялась преждевременных родов, хотя должна была ходить, двигаться, чтобы стимулировать роды!» Судя по словам свекрови Люсьены Мессен, та хорошо себя чувствовала на протяжении почти десяти месяцев.

«Возможно, в больнице Тулузы врачи сделали бы кесарево сечение и ребенок родился бы живым, – думала Анжелина. – Но не здесь, в таких условиях…»

На востоке, за крышей голубятни, забрезжил голубоватый свет. Вскоре взойдет солнце. При этом слабом свете молодая женщина разыскивала содержимое своего саквояжа, разбросанное по мокрой земле, среди соломы и куриного помета.

– О нет! – простонала Анжелина.

Медное хирургическое зеркало треснуло, самшитовый рожок, столь нужный для прослушивания биения сердца младенца в материнской утробе, валялся в грязи.

Стоявший поодаль батрак наблюдал за Анжелиной.

– Запрягай мою лошадь, – обратилась она к нему. – У меня нет ни малейшего желания задерживаться у твоего хозяина.

Батрак побежал в сторону конюшни. Когда он вернулся с коляской, держа кобылу под уздцы, Анжелина по-прежнему искала железную коробку, в которую складывала ножницы, иглы и нитки.

– Чего-нибудь не хватает, мадемуазель?

– Да, главного – моего кожаного саквояжа, – ответила она.

Едва сдерживая рыдания, она складывала инструменты в подол фартука.

– Я помогу вам. Мсье Мессен – славный мужик, конечно, но только когда не гневается. Да вот он, я вижу его, ваш саквояж! Стойте здесь, я сейчас сниму его.

Подросток указал рукой на ветку каштана, росшего перед фасадом дома. Саквояж висел там, зацепившись ручкой за сучок.

– Спасибо, ты очень любезен, – вздохнула Анжелина. – Будь осторожен.

– Это не очень высоко, я быстро его достану.

Анжелина смотрела, как паренек залезает на дерево и с привычной ловкостью добирается до ветки. К счастью, кошелек лежал в кармане ее юбки. Она тайком вынула монету достоинством в двадцать су, чтобы отблагодарить батрака. Тот слез на землю и с довольным видом протянул ей саквояж.

– Держи! Это тебе за труды, – сказала Анжелина, протягивая ему монету.

– Не надо, мадемуазель. Мне достаточно вашей улыбки. Я это сделал ради ваших прекрасных глаз.

– Не глупи. Деньги есть деньги.

Смутившись, паренек взял деньги. Молодая женщина убрала инструменты, которые теперь ей предстояло тщательно вымыть. Взбираясь на сиденье, Анжелина заметила в окне дома Жана Мессена. С перекошенным от ярости лицом он прижимал к себе тельце ребенка.

– Боже! Несчастный! – прошептала Анжелина. – Давай, Бланка, рысью!

Кобыла резво покинула пределы фермы. Свежий утренний воздух ласкал лицо Анжелины. Она с наслаждением вдыхала стойкий аромат сирени, росшей по обочинам дороги.

– Все закончилось! Наконец-то закончилась эта ужасная ночь! – твердила Анжелина.

Пять месяцев прошло с Рождества, на которое Жерсанда де Беснак, благодетельница Анжелины, подарила ей коляску и кобылу испанской породы. Престарелая дама, все еще очаровательная женщина семидесяти лет, исповедующая протестантство, всегда поступала осознанно.

– Ты не можешь ходить по окрестностям Сен-Лизье пешком, мое дорогое дитя. Ты выиграешь время, если будешь ездить на коляске, – заявила старая дама, прекращая тем самым бурные возражения своей протеже.

Несмотря на все преимущества такого способа передвижения, Анжелина часто ловила осуждающие взгляды родственников женщин, к которым она приезжала принимать роды. За ее спиной перешептывались, хмурили брови, порой относились к ней недоверчиво. Накануне, едва она въехала во двор Мессенов, хозяин дома громко заметил:

– Посмотрите на эту особу! Воображает, что она доктор. А ведь я послал за ней телегу!

Это стало для Анжелины больным местом, как говорил ее отец. Обычно люди, нуждавшиеся в услугах повитухи, сами привозили ее к будущей матери, а затем отвозили домой. Но бедняки, чтобы обратиться к ней за помощью, были вынуждены идти пешком, иногда тратя на свой путь несколько часов. Теперь Анжелина могла вместе с ними ехать к роженицам на своей коляске. Она выигрывала драгоценное время и радовалась, что у нее появилась возможность благополучно, порой пуская кобылу в галоп, довозить до дома пациентки ее обезумевшего отца, сестру или мать.

«Дражайшая мадемуазель! – подумала Анжелина. – Что бы я делала без вас?»

Анжелина испытывала глубокое почтение к Жерсанде де Беснак, заботившейся о ней на протяжении многих лет. Эта богатая аристократка родом из Севенн заботилась об образовании и воспитании Анжелины, а потом усыновила Анри, ее сына, рожденного от преступной, но страстной связи с Гильемом Лезажем, молодым буржуа. Маленький мальчик, объявленный наследником де Беснаков, избежал печальной участи незаконнорожденных детей. Но это была тайна, и даже сам Огюстен Лубе не знал, что стал дедом. Год назад Огюстен женился на своей соседке Жермене Марти. И теперь сапожник вел размеренный образ жизни в доме своей второй супруги, окна которого выходили на рыночную площадь города.