Ангелочек. Время любить

Жерсанда де Беснак мысленно возблагодарила Господа. Сын не оттолкнул ее ни словом, ни взглядом. Она принадлежала к числу тех женщин, о которых он говорил. И это было началом искупления, хрупкой надеждой, зарождавшейся в материнском сердце. Стремясь не вызвать у сына отторжение ни чрезмерной благодарностью, ни избытком чувств, старая дама сумела сохранить спокойствие. Она просто улыбалась, играя роль хозяйки дома.

Изящным жестом Жерсанда показала на стол, приглашая всех занять свои места. Октавия проворчала:

— Я не могу разорваться! Видите ли, мсье взбрело в голову, чтобы я ела здесь, в гостиной, вместе с остальными.

— Мсье не сможет насладиться вашими изысканными яствами, если будет знать, что вы в кухне, стоя, быстро проглатываете то, что осталось в кастрюлях, — сказал Луиджи. — Если понадобится, я сам буду прислуживать, как это делал в монастыре.

— Только этого не хватало! — простонала Жерсанда.

— Я тоже могу прислуживать! — воскликнула Розетта.

— Мы будем прислуживать все по очереди, кроме мадемуазель, — заявила Анжелина. — А сейчас мы попробуем этот великолепный салат!

Они набросились на салат-латук, нежный и одновременно хрустящий, смешанный с кружочками репчатого лука и корнишонами. Затем Октавия выскользнула из гостиной, чтобы принести соте из кролика на обливном терракотовом блюде. В меру прожаренное мясо было обильно полито собственным соком, присыпано мелко порубленным чесноком и петрушкой, равно как и картофель, нарезанный кубиками.

— Кролик! Мое любимое лакомство! — воскликнул Луиджи. — Мне случалось ловить их с помощью силка, а потом разделывать и жарить на огне.

— Но ведь так ловить запрещено! — вмешалась Анжелина.

— И жестоко! — подхватила Октавия. — Таким образом вы их душите.

— Почему? А я вот не знаю, что такое силок, — сказала Розетта.

— Силок — это веревка, на которой завязывают скользящий узел. Потом эту петлю подвешивают на тропе, по которой ходят зверьки, — объяснил Луиджи. — Но я расхвастался, а на самом деле я поймал кролика один-единственный раз, и у меня было тяжело на душе. И все же я с удовольствием его съел, ведь иначе смерть этого животного была бы бесполезной. Потом я довольствовался тем, что ловил форель в реках или утолял голод яблоками и грушами.

Эти признания потрясли Жерсанду, которая вот уже много лет наслаждалась изысканной стряпней Октавии.

Ей в горло кусок не лез, хотя мясо кролика было сочным и мягким.

— Не стоит напускать на себя столь сокрушенный вид, мадам, — сказал Луиджи. — Мои впалые щеки порой склоняли фермерш и их служанок к щедрости. Я получал куски лярда, свежего хлеба, колбасы… или срывал поцелуи, и даже более того.

— О нет, избавь нас от таких подробностей, прошу тебя! — воскликнула его мать.

Развеселившаяся Анжелина даже немного позавидовала женщинам, которых встречал и соблазнял Луиджи. Молодых и в возрасте, красивых и не очень — каждую акробат с горящим взором удовлетворял на свой лад. И вдруг Анжелина вздрогнула, поскольку осмелилась представить себя обнаженной в объятиях Луиджи, впившейся губами в его губы. Страстная натура Анжелины делала ее беззащитной перед желанием. В этом она убедилась, встречаясь с Гильемом Лезажем и Филиппом Костом. Ее тело требовало любви, ласки, поцелуев — всего того, чего она была лишена долгие месяцы.

«Он мог бы стать моим любовником, — думала Анжелина, объятая истомой страсти. — Только и всего… Нет, нельзя. Это грех».

Луиджи тайком наблюдал за Анжелиной. На ней была белая блузка без рукавов, с глубоким вырезом, что позволяло видеть часть ее белоснежной груди и изящные руки. Ее темно-розовый рот был приоткрыт. Дыхание стало учащенным. В Луиджи проснулся мужской инстинкт. Он сразу понял, какие душевные муки испытывает молодая женщина.

«Ну и дела! К черту порядочность, условности, ее прошлое, да и мое тоже! — думал он. — Я больше не могу, я хочу эту женщину! Этой ночью я пойду к ней».

В этот момент Октавия предложила сыр. Розетта сразу же вскочила и бросилась в кухню.

— Бедная малышка! — вздохнула Жерсанда. — Энджи, пока ты купала Анри, я разговаривала с Розеттой о ее сестре. Я предложила купить место для захоронения здесь, в Сен-Лизье, и перенести сюда прах Валентины, но она отказалась. Какая трагедия!

Старая дама замолчала. Луиджи, не раздумывая, схватил ее за руку.

— Важны не могила и не надгробие, мадам, а наши мысли, наши молитвы за тех, кого больше нет с нами, — тихо сказал он. — Розетта будет свято чтить память своей сестры. И Валентина узнает об этом, если существует тот, другой мир.

С этими словами он отдернул руку. Открыв рот, Жерсанда жалобно посмотрела на него, но в ее взгляде читалась и огромная благодарность.

— Ты прав, Луиджи, — дрожащим голосом сказала она.

Анжелина отвернулась. Значит, жесткость молодого человека была напускной, и теперь его холодность растаяла словно снег под солнцем. Она предположила, что вскоре он будет испытывать к матери искреннее почтение. «Несмотря на его колкие шутки и назидательные речи, он сама нежность».