— Тут нет твоей вины, — мягко ответила служанка. — Мы часто говорим об этом с мадемуазель Жерсандой. Она смотрит на меня, качая головой, и восклицает: «Ах, моя дорогая Октавия, ты помнишь тот летний вечер, когда я обрезала веревку, на которой ты болталась?» Тогда мне было двадцать лет. Я работала прачкой у мадам Терезы де Беснак, суровой, властной женщины, которая все дни напролет проводила в храме, а по вечерам читала Библию. Мадемуазель была ее единственной дочерью. Она так и не нашла супруга по своему вкусу. Мсье де Беснак, отец мадемуазель, из-за этого даже возненавидел дочь. Черт возьми, он мечтал о наследнике мужского пола, которому мог бы передать все свои владения!
— Вероятно, мадемуазель Жерсанда была очень красивой, — сказала Анжелина, потрясенная откровением Октавии.
— Она была настоящей красавицей, изящной, живой, с белокурыми волосами и светло-голубыми глазами. Я до сих пор удивляюсь, как она сумела спасти меня. Я прикрепила веревку к последней перекладине лестницы в риге имения, ведь после смерти мужа и ребенка я жила в каморке над конюшней Беснаков. Мадемуазель нашла меня повешенной. Кажется, я сопротивлялась, отбивалась. Но она хладнокровно взобралась по лестнице с серпом в руках и перерезала веревку. Хорошо, что она держала меня за руку. Это смягчило удар, ведь падала я с двухметровой высоты. Когда она развязала скользящий узел и я смогла свободно дышать, то поняла, что мой час еще не настал и что я буду жить долго. Больше мы не расставались. Мадемуазель сделала меня своей горничной, научила читать и писать. Однажды вечером она призналась мне, что и сама пережила ужасную трагедию.
— Ужасную трагедию? — спросила заинтригованная Анжелина. — Неужели это связано с тем ребенком, о котором она говорила? Которому причинила зло?
Служанка так и подпрыгнула, с ужасом глядя на Анжелину.
— Боже, да я просто старая болтливая сорока! — укоризненно покачала она головой. — Когда я бездельничаю, то тараторю без умолку.
Фиакр проезжал через Касте-д’Алю. Кучер пустил лошадь шагом. Анжелина поняла, что Октавия уже пожалела о своих словах, и сменила тему. Несомненно, когда-нибудь ее дорогая мадемуазель Жерсанда поведает молодой женщине о своем таинственном прошлом.
— А вот таверна, в которой я ночевала, — сказала Анжелина, показывая на дом с желтыми ставнями. — Дилижанс часто останавливается здесь. Весной я выходила в этом месте. Цвела вьющаяся по террасе глициния, наполняя воздух пьянящим ароматом… Каждый раз я сгорала от нетерпения, так мне хотелось снова увидеть сына. А на обратном пути меня душили слезы.
Анри, возможно, почувствовав, что лошадь замедлила шаг, открыл глаза и заплакал. Анжелина, улыбаясь, склонилась над сыном.
— Мое сокровище, мой золотой! Не бойся, мама рядом.
Она посадила его к себе на колени. Ребенок не сводил с нее глаз. Вдруг он улыбнулся ей, обнажив четыре резца, похожих на маленькие жемчужины.
— Октавия, посмотри на эти крохотные зубки! — с восторгом воскликнула Анжелина.
— Я смотрю, как он любуется тобой, — ответила служанка. — У малышей хорошо развиты инстинкты. Он чувствует, что ты его мать.
— Правда? — спросила Анжелина. — Пусть для него я еще незнакомка, но он улыбнулся мне. Он не выглядит ни испуганным, ни взволнованным. Скоро он назовет меня мамой.
— Увы, нет, моя бедная крошка! Анри будет расти в городе, мы будем с ним гулять. Позднее он станет играть на площади с другими мальчиками. Если ты хочешь сохранить тайну его рождения, тебе придется смириться с тем, что он, едва научившись говорить, будет называть тебя по имени.
Немного раздосадованная молодая женщина вскоре успокоилась. По сути, разве это так важно? Ее сын будет расти в достатке, его будут холить и лелеять. Он никогда не узнает, что такое голод и холод. А что касается любви, то он получит ее столько, что его юное существование станет похожим на прекрасную, залитую солнцем ровную дорогу, усыпанную лепестками роз.
Этот августовский день 1879 года Анжелина запомнила на всю жизнь.
Глава 7
Вдали от гор
Вокзал Сен-Лизье, 3 января 1880 года
Локомотив тронулся, выбросив огромное облако пара. Казавшийся бесконечным свист прорезал ледяной воздух. Поезд отходил от вокзала Сен-Лизье, расположенного на одном из берегов Сала.
Стоя в коридоре вагона, Анжелина с улыбкой на дрожащих губах смотрела на маленького годовалого мальчика, который махал ручкой, словно говоря ей «до свидания». Прижавшись к Октавии, Анри казался очень счастливым. Ему нравилось смотреть на вагоны, а лязг железа забавлял его. Слегка вьющиеся каштановые волосы закрывали шейку мальчика. Анри был красивым ребенком, розовощеким, круглолицым, с лукавыми карими глазами.
«Мой малыш! Как мне будет тебя не хватать!» — думала Анжелина со слезами на глазах.