Ангелофилия

Рядом чпокала пробка и, взлетев, ударялась о  В.П. и шампанское проливалось пеной на гранит. Счастливые молодожены фотографировались, не обращая внимания, что за рекой вовсю дымят торфяники. Они довольны уже тем, что в день их свадьбы нет дождя, словно забыв, что по примете свадьба в дождь – к счастью. «Я тоже когда-то женился, – с грустью вспомнил Валерий Палыч. – Тогда шумела февральская вьюга. Мы с Ольгой были счастливы, – глядя на себя чугунного, возвышающегося над откосом. – Сколько лет прошло, сколько воды утекло, можно было бы всех империалистов затопить. А прогресс то  скакнул. Эх, махнуть бы, как тогда, вокруг шарика!» И Валерий Палыч, со словами скорее обращенными к себе, чем к окружающим, заметил: «Помнят Вольку, Валерьяна, потомка Волжских бурлаков».

И незаметно спрыгнул с постамента. И быстрым военным шагом проследовал в сторону пешеходной улицы Б. Покровской (бывшая Свердловка). Там в книжном магазине  присмотрел книжку с названием «Наш Чкалов» автор Александр Игарев. Открыл, полистал заголовки: «Вскормила меня Волга-матушка» Так и есть, правда! И дальше все подробнейшим образом о детстве, юности, мечте и  небе. Да развеж все опишешь!? А вот мой девиз – «Если быть, то первым!» «Лет-то прошло! Уважают…, – отлегло у летчика. – Да, лихой я парень был. Но вижу, капиталистический сор пророс на моей Родине. Проникла заразушка. Сталина бы сюда. Внучка модельное агентство открыла. Не по мне все это, не мое».

Вспомнил баньку по черному. Как отец парил чах-чух, чах-чух. «Ай, больно, как будто кожа слезает». – «Так  сейчас веничком потру, и все пройдет». А как селитерных лещей гоняли, а они плыли, словно  стая касаток, рисуя горбами по заливу. Мелкая рябь и холодная вода. По народным поверьям олень рога помочил и Илья-пророк два часа уволок, а мы в воду.

Холодно! Ноги  задеревенели, и даже бег не помогает. Палка в руке и как по лещовым горбинам хвать. Гляди-ка, пять, шесть, да их целый косяк. Чпомс, чпомс, бумс – молотили только круги на круги, налетали. «Воля, Волька, давай, вот он справа всплыл кверху животом». Увлекательно. «А вон еще» – «Ладно, пошли, уж больно холодно» – «Сейчас, вот последних» – «Загоняй их, загоняй…» «Вот ни дать ни взять, доисторические люди, – заметил Валерий Палыч и сразу обратился: – Гамлет, ты тому Гамлету, случаем, не родня?» – «Нет!» – «А ты бы свою женщину прокормил – и не одну! – в доисторическое то время! Удар у тебя хлесткий, меткий, поставленный! Где занимался?» – «Самоучка! И спасибо, Валерий Палыч, за оценку скромных возможностей» –

«Да ничего, ничего, пожалуйста. Просто жаль тебя, что не стал ты из принца королем. Да и с Офелией как-то не по-человечьи получилось.» – «Говорю же, что тезки мы! Совпадение! Я, Валерий Палыч, в честь покойного папы назван. А в отношении вас так мы здесь, в Прекрасной стране, сразу знали, что Вас не Валерьяном, а Икаром зовут». –

«Икаром? Что ты, брат, эдакое выдумал?» – «Да, да, оказывается Икаром! Нет, Вы представьте, какая связь времен, реинкарнация и вера в перевоплощение. Все подтверждается! А Дедал где? Дедал – это, вроде как, Циолковский, Туполев, Королев того времени. Это отдельная тема. Лучше не отвлекаться. Вот висит Луна над долиной Нила, тростник шуршит, собаки лают, и Вы летите.» –

 «Хорошо, пусть будет так. Но все уж как-то, извините, натянуто за уши! Собственно, мне уже кажется, что я начал замерзать. Не пора ли нам, Гамлет, по чуть-чуть амброзии и в обратный путь в Прекрасную страну. А то как-то не по себе: солнце, вроде, яркое, а  прохладно, ветренно. А что Эдип?» – «Что Эдип? Он плавки пошел выжимать вон за тот куст. А пока его нет, скажу Вам, что в наших местах он звался по-другому, как и в вашем случае, Валерий Палыч» – «Как же?» – «Не переживайте, Валерий Палыч. Насчет вас все проверено-перепроверено. Если Вы были Икаром, так Эдип на самом деле был в прошлом веке Павликом Морозовым» – «Знаю такого! Слышал что-то. Это тот, что отца-кулака властям сдал? Правильно! Одобряю! Народ-то голодал, а они!» –

«Не спорю, измельчал с веками. Масштаб не тот. Уже и не царь, а так сплошное вырожденье, крестьянский мальчик. Но, надо заметить, поступку своему и року не изменил, остался верен. Не убоялся супостат и сдал отца властям, и тем, читай, убил, ревнуя к матери». – «К матери! А мать причем? Вот это новость!» – «А мать-то не простая. Там все гораздо проще и сложнее, чем у Софокла». – «Кого?» «Греческий писатель, Софокл» –