Ангелоподобный господин Дайх

«Я представлю доказательства, — проговорил он уверенно. — Я даже доволен, что кто-то сможет засвидетельствовать мое замечательное открытие. Сейчас я предстану перед вами в своем прежнем, тягостном для меня обличье, хотя дается это мне с трудом. Однако у доктора Джекилля тоже есть определенные обязательства…»

Вот при каких обстоятельствах, мсье, я стал очевидцем сцены, неоднократно описанной Стивенсоном и отображенной на экране несколькими поколениями кинорежиссеров. Незнакомец (впрочем, следует ли мне еще называть его так?) попросил дать ему чистый стакан, достал откуда-то из недр своего чемодана два флакона и пустую мензурку. Затем отмерил две дозы жидкостей из флаконов, тщательно перемешал. Началась бурная химическая реакция: раствор заклокотал, из стакана вырвался клубок беловатого дыма. Я в полном недоумении взирал на эти манипуляции, задаваясь вопросом, а не мерещится ли мне все это? Вдруг незнакомец единым духом опорожнил стакан.

Не буду настаивать на описании следующей сцены. Пока она происходила перед моими глазами, я пытался убедить себя, что это разыгралось мое воображение или неожиданно ожили в памяти кадры старого фильма. О, как ужасно было зрелище человека, терзаемого непереносимой болью, задыхающегося, извивающегося в корчах! После нескольких мучительно долгих минут боль, очевидно, стала затихать. Одновременно с этим прямо на моих глазах тело юноши уменьшилось, лицо сморщилось и посерело, с него исчезла печать той ангельской кротости, которая обворожила меня с самого начала. Короче, мсье, передо мной оказался не кто иной, как мой друг доктор Джекилль, еще не вполне пришедший в себя от перенесенного приступа. Дыхание его было прерывисто, выражение глаз — страдальческое. Да, доктор Джекилль собственной персоной — личность сложная, противоречивая, исполненная в равной мере как благих, так и дурных побуждений, ни красавец, ни урод, словом, такой же, как я, или вы, или любой другой. В первый миг он даже показался мне комичным в одежде, шитой для человека на полфута выше его ростом. Костюм с тех пор, как перестал облегать стройное тело ангела Дайха, больше не выглядел ни элегантным, ни дорогим, а принял вид жалкого рубища.

Я не спал: доктор Джекилль уверил меня в том, взяв мою руку в свои и заговорив со мной голосом, который я так хорошо знал! Однако произошло это не раньше, чем он обрел некоторое спокойствие.

«Великодушнейше простите меня, друг мой, — были его первые слова. — По моей вине вам пришлось пережить несколько весьма неприятных минут. Для меня же самого они оказались крайне тяжелыми. Я не стал бы подвергать вас и себя подобному испытанию без особой на то надобности. У меня появилась безотлагательная необходимость вернуть себе прежний облик. К слову сказать, перевоплощение в ангела прошло гораздо безболезненней, не пойму почему. А сейчас не могли бы вы сходить ко мне домой и принести какой-нибудь костюм, чтобы я смог вернуться к себе, не привлекая внимания прохожих своим нелепым одеянием?»

Я полагал, что Джекилль даст мне подробные объяснения по поводу происшедших событий, однако пришлось отложить их на будущее. Я отправился к его дому, благо он был расположен поблизости. Уж и не помню, под каким предлогом взял необходимую одежду у старого слуги — добродушного малого, немного не в своем уме и, очевидно, привычного к фантастическим причудам своего хозяина. По возвращении я застал Джекилля погруженным в раздумье. Обхватив голову руками, он не сводил напряженного взора с груды денег, заваливших стол.

Я постарался скрыть охватившее меня смятение и произнес как можно непринужденней:

«Джекилль, друг мой, не знаю, что это было — чародейство или последнее достижение науки, но уверен, что те несчастные страдальцы, участь которых я смогу облегчить благодаря великодушию Дайха, не стали бы задаваться вопросом, кто именно их благодетель».

Он вздрогнул, и мне показалось, что признаки мучительных колебаний обозначились на его лице.

«Имеете ли вы представление, как велика сумма, лежащая сейчас перед вами?» — спросил он.

«Могу только предположить, что это дар, достойный монарха».

«О-о, да, вы правы. Монаршья милостыня, — подтвердил он, и в голосе его прозвучала нескрываемая горечь. — Я знаю точно, чему равна эта сумма, — нелегко забыть, во что обошлись мне благие побуждения моего двойника, этого ангела щедросердия».

Тут он назвал цифру, которая, как и следовало ожидать, оказалась и впрямь внушительной. Он умолк; сомнения овладели им с новой силой.

«Послушайте, Джекилль, — наконец нарушил я молчание, — кажется, вы колеблетесь. Я начинаю сомневаться, имею ли моральное право принять этот дар».

«Вы так считаете?» — встрепенулся он.

«Да. По крайней мере я не коснусь этих денег до тех пор, пока вы самолично, доктор Джекилль, не подтвердите, что солидарны с поступком ангела Дайха, тем более что деньги взяты с вашего счета в банке, не так ли?»

«Так», — удрученно согласился он.

Я заметил, что внутренний разлад окончательно выбил у него почву из-под ног.