Ангелоподобный господин Дайх

Однако плохо же он знал Дайха! Тот опять объявился, и опять совершенно неожиданно. То обстоятельство, что его держали взаперти в течение нескольких недель, сделало еще более неукротимым его стремление творить добро. Послушайте, мсье, что произошло. Пером опять завладел Дайх, и надолго. Обратите внимание также на то, с каким упоением описывает он свои благодеяния, так, словно опьянен силой собственных совершенств. И тем не менее сквозь его повествование отчетливо проступает трагизм ситуации, в которой оказался мой несчастный друг.

«Наконец-то я снова воплотился. Джекилль держал меня пленником, применив поистине макиавеллиевскую хитрость. Он чурался рук, протянутых нуждой, и принимал только тех пациентов, болезнь которых не представляла серьезной опасности и у которых к тому же все благополучно в личной жизни. Он не посещал никого, кроме своей невесты. В ее обществе он испытывал состояние абсолютного блаженства, которое претит мне, более того — лишает меня сил. Однако случай споспешествовал мне в борьбе со злоумышлениями Джекилля. То была встреча с прокаженной на повороте тропинки, когда он гулял рука об руку с невестой.

Ее присутствие не могло остановить ход событий. Едва Джекилль распознал хорошо знакомые ему симптомы начинающегося перевоплощения, как он судорожно прижал девушку к себе. Он успел сделать пару шагов в сторону, увлекая за собой невесту, но, увы, было слишком поздно. Тяга к добру непреодолима! Естественно, я сострадал юной особе, его невесте. Она испытала самый настоящий шок от того, что прямо у нее в объятиях любимый человек вдруг неузнаваемо преобразился: его рост увеличился примерно на полфута, черты лица неузнаваемо видоизменились. И уже через миг она созерцала перед собой незнакомца, может быть, более красивого и молодого, — но что ей от того! Я попытался успокоить несчастную дружественной улыбкой, но она понеслась куда-то, не разбирая дороги и выкрикивая нечто нечленораздельное. Всего на одну секунду я заколебался, не следует ли мне догнать девушку, почти впавшую в безумие, и утешить ее, ведь как-никак все это произошло по моей вине. Но я имел перед собой более благородную цель.

Рядом стояла прокаженная. Та самая, которая одним своим видом вызволила меня из заточения. Ее знали все местные жители, и я все еще корю себя за то, что прежде не вспоминал о ней. Как могло случиться, что ее печальная участь не тронула моего сердца? Эта девушка, уже не очень молодая, страдала тяжелым заболеванием с детских лет. Жила она в убогой, полуразрушенной хижине в лесу, томясь под двойным гнетом — нищеты и одиночества. Крестьяне и горожане во время своих прогулок старательно обходили стороной ее хибарку. Бедняжка не погибла лишь потому, что городские власти распорядились оставлять для нее в одном и том же месте кое-какую пищу. Ей было строжайше запрещено появляться в людных местах. В тот день она нарушила запрет, побуждаемая внутренним голосом, какой-то неосознанной грезой. Впоследствии, когда мы с ней сблизились, она сама призналась мне в этом. Она покинула свою резервацию, томимая предчувствием чуда. Да будет благословенно это предчувствие! Благодаря ему у меня явилась возможность одарить теплом и надеждой существо, которое нуждалось в этом больше всех.

Прокаженная, казалось, нисколько не была поражена ни моим перевоплощением, ни отчаянным бегством невесты Джекилля. Она не сводила с меня упорного взгляда. Я тоже внимательно оглядел ее с головы до ног. Следы кошмарного физического распада заметны были повсюду на ее теле, но ужаснее всего было лицо. Впрочем, проказа еще не достигла своей последней стадии, когда ткань начинает гноиться и отваливаться кусками. Но вид огромных язв был достаточно страшен, чтобы удвоить мое сострадание к несчастной.

Я улыбнулся, стараясь вложить в эту улыбку всю свою доброту. Я очень боялся показаться смешным в тесных одеждах Джекилля. Однако на мой дружеский жест она ответила страшным подобием улыбки — гримасой отечного лица. Я протянул ей руки. Она приблизилась, я заключил ее в свои объятия и подарил нежный братский поцелуй. Она пришла в смятение, растаяла в порыве признательности. О, вот она — наивысшая, самая трогательная награда величию моей души!

Небо свело нас, и небо никогда не разлучит. Я осознал, какое необъятное поле деятельности открывает передо мной эта встреча. Вот когда я достигну истинного величия! Я признался ей, что я — ангел, посланный на эту землю, дабы скрасить ее участь, принеся себя в жертву. Она благодарила меня сиплым голосом, со слезами на глазах. О, эти глаза, только они и придавали человеческий облик обезображенному существу. Я спросил, что причиняет ей самые мучительные страдания, не имея в виду, разумеется, болезнь, от которой я не в состоянии ее исцелить. И она ответила не задумываясь: „Одиночество. Оно сведет меня в могилу раньше, чем проказа“.