толпа ротозеев, которые и сами не знают, что они тут делают,
репортеры, слепящие вас магнием, корреспонденты радио, ведущие репортаж,
ваши коллеги, которые стремятся любой ценой оттеснить вас и занять наиболее выгодное место перед фотографами,
и, наконец, проливной дождь, который хлынет в самый ответственный момент, и тогда, само собой, ни у кого поблизости не окажется зонта, а когда зонты принесут, уже будет слишком поздно.
Мои туфли промокли насквозь, норка на глазах превратилась в мокрую крысу, волосы на голове слиплись, и когда начался показ фильма, меня уже ничто не интересовало. Моя тень блуждала по экрану, произнося слова любви, слова ненависти, звучала музыка, ходили другие тени, а вот и эпизод в машине, и я сразу вспоминаю, как он снимается – мы сидим в ее неподвижном муляже, на экран сзади особым образом проецируется съемка улиц, которые мы якобы проезжаем. Ведь очевидно, что это фальшь, подделка, вранье, как же зрители не замечают?
Помощница Хэла наспех поправила мне прическу, но я была уверена, что на фото выйду страшнее мировой войны. Единственное, что меня радовало – неподдельное счастье, которое испытывала миссис Блэйд. Она приняла ярмарку тщеславия за чистую монету; она простила даже то, что в окончательном варианте сценария поменяли время и место действия, так что мне даже не пришлось имитировать южный акцент. После премьеры она бросилась ко мне и сжала мои руки в своих.
– Ах, Лора! Вы так сыграли мою Изабел, что я даже стала ей сочувствовать!
После премьеры я простудилась и охрипла, но на мои обязательства это никак не повлияло. Я дала десятка два интервью, вопросы которых словно под копирку повторяли друг друга. Что я могу сказать о своей героине? Как я решила стать актрисой? Легко ли быть блондинкой? В каких фильмах меня можно будет увидеть?
Потом поток интервью вдруг резко иссяк, и я узнала от Годдарда, что фильм не имеет того успеха, на который рассчитывала студия.
– Это провал?
– Нет, мисс Лайт. Но ожиданий «Леди» не оправдали.
Когда начались съемки «Нашего врага», я поняла, что зря переживала. Мои четыре эпизода сняли быстро, а так как у студии еще не было планов на мою следующую картину, я получила возможность отдохнуть. В то время я много общалась с Джонни. По молчаливому уговору мы изображали просто друзей, которым приятно гулять друг с другом, ездить за город, говорить о Чехове, о литературе и вообще обо всем на свете. Джонни интересовался авиацией, которая была тогда на пике популярности. Он рассказал мне, что учится летать, но в секрете от отца, которому его затея не понравится.
– Наверное, надо как-то его подготовить, – сказала я. – А ты не хочешь снять фильм о летчиках? В смысле, найти подходящий сценарий и сказать отцу, что ты хочешь попробовать свои силы как продюсер. Он привыкнет, что ты рядом и занят делом, а потом уже можно ему сказать, что ты считаешь авиацию своим призванием.
– Я бы взял тебя в фильм, – заметил Джонни.
– Обо мне не думай. Фильмы о летчиках – как фильмы о гангстерах: они строятся на актерах, а актрисы – так, бесплатное приложение.
– Но Джин Харлоу стала звездой после «Ангелов ада», – настаивал Джонни.
– Потому что там бледные актеры. И она хорошо выглядит в цветных эпизодах.
– Я вижу, что разговариваю с профессионалом, – весело сказал мой собеседник, и мы заговорили о другом.
Был один момент, который нервировал Джонни. Ему не нравилось, что я живу в многоквартирном доме. С самого детства он жил в особняках и считал, что многоквартирные дома – пристанище бедняков и неудачников. Его коробило, что я оказалась среди них. Ему хотелось, чтобы я переехала в Беверли-Хиллз, но я не могла позволить себе арендовать там дом даже во время кризиса. Если бы мой фильм имел успех, я бы стала получать больше, но «Леди не плачут» прошли ни шатко ни валко. После «Салли» в декабре 1931-го мне немного прибавили, потому что комедия завоевала некоторую популярность, и тут уже я почувствовала, что пора переезжать, потому что соседи стали обращать на меня слишком много внимания. Мы с Джонни осмотрели несколько домов, и я остановилась на маленьком особняке, расположенном на Лорел Каньон. В саду росли несколько деревьев и среди них – красный клен, чья багрово-пурпурная листва выделялась на фоне белого фасада. Я вспомнила, как девочкой ехала в коляске с отцом по кленовой аллее где-то под Петербургом, и мне захотелось немедленно переселиться сюда.
– Но у тебя даже не будет бассейна! – сказал Джонни, огорченный моим выбором. – И дом небольшой, ты не сможешь устраивать вечеринки.
Он был готов оплачивать часть аренды, если я выберу более приличное, с его точки зрения, жилище. Но я уже видела себя в шезлонге под красным кленом и наотрез отказалась.
Едва перебравшись в новый дом, я получила телеграмму, что у меня родился брат, которого назвали Георгием. Так как работа в следующем фильме должна была начаться только на следующей неделе, я собралась и уехала в Севастополь.