Ангелова кукла. Рассказы рисовального человека

Очень скоро молва о чудесном монастырском хоре «самоваров» из Гориц, что на Шексне, облетела всю Мариинскую систему, и Василию к питерскому титулу прибавили новый, местный. Теперь он стал зваться Василием Петроградским и Горицким.

А из Питера в Горицы каждый год на 9 мая и 7 ноября присылались коробки с самым лучшим «Тройным» одеколоном, пока майской весною 1957 года не вернулись они назад, на Татарский переулок, что на Петроградской стороне, «за отсутствием адресата».

Жизель Ботаническая

Началась эта артельная история в великое коммунальное время, сразу после Отечественной, на Петроградской стороне.

Островной город, залечивая раны войны, медленно поднимался на ноги. На улицах и во дворах нашей стороны появилось шалапутное пацаньё, игравшее на пустырях и развалинах домов не в немцев и русских (никто не хотел быть немцем), а в древних казаков и разбойников.

По субботним дням в восстановленных Пушкарских и Геслеровских коммунальных банях выстраивались длинные очереди мрачноватых потёртых людей, одетых в знаменитые ватники, с авоськами, заполненными семейным бельишком, мочалками из лыка и тёмными кусками хозяйственного мыла.

Открылись рынки, по-тогдашнему базары, похожие скорее на толкучки, где продавалось всё — даже то, что вообще не должно продаваться.

По праздникам стали устраиваться ярмарки, на которых среди обычной торговли ставили ярко раскрашенные карусели. Строили круглые аттракционные балаганы с мчавшимися по тёсаным вертикальным стенам мотоциклами. Воздвигали высоченные полированные шесты с привязанными к навершию сапогами, предлагая ловким мужикам залезть на них и достать соблазн.

В гуще всей этой толчеи «гадательные люди» с помощью дрессированных петухов, попугаев, обезьян и даже ученых котов заманивали ярмарочных прохожих вытащить за малую мзду обещанное счастье из коробочки с записками.

У стен базарного забора кич-маляры торговали клеенчатой райской живописью. Множество победившего народа толпилось у панельного «Эрмитажа» и пялило гляделы на земной рай при восходах-заходах солнца — с пряничными домиками на райском берегу пруда, по которому плавали бело-голубые длинношеие лебеди. После военных и блокадных бед островной люд покупал копеечную мечту о сытой, красивой жизни, написанную масляными красками на чёрных клеенках.

На углу Большого проспекта Петроградской стороны и Введенской улицы открылся вдруг коммерческий гастроном. Сразу после открытия его заполнила толпа народа с желанием посмотреть на диковинные продукты. которые там продавали. Никто ничего первоначально не покупал — только смотрели. Многие видели эту съедобную невидаль впервые, такого ассортимента в карточных послевоенных магазинах не было ни в жизнь. Цены стояли на всё запредельные. У некоторых смотрящих возник испуг: «А вдруг что-то произойдет? А может быть, уже что-то произошло? И кто это все может купить?»

Начинала возрождаться уличная жизнь со всеми её узорами и чудо-юдами.

У открывшегося после восстановления на углу Большого и Рыбацкой ресторана «Приморский» — бывший ресторан купца Иванова — можно было увидеть ещё худоватых и бледноватых, но с профессиональными хотимчиками в глазах симпатичных островных девиц, обзываемых народом «чвановками».

Знающие люди делили девиц нашей стороны на несколько разновидностей, связанных со «стойбищами» или местами жительства, с возрастом или со специализацией, то есть средой обслуживания. Речные девушки (или дешёвки) обслуживали речной флот — работа сезонная; чвановок снимали у ресторана «Приморский», кооператовок — у ДК имени Промкооперации; парколенинские шкицы и промокашки, понятное дело, работали в парке Ленина. Были ещё ботанические девушки, жившие на Аптекарском острове, где у Петра I был аптекарский огород. Летом самые дешёвые девицы угощали собою клиентов в кустах и рощах Петровского острова. Звали их петровскими мочалками.

Основными потребителями наших красавиц в то время были армейские и морские офицеры. Позже к ним присоединились артельщики и, конечно, командированные в Питер граждане.

В ту пору, когда многочисленные инвалиды войны, контуженные, глухие и слепые людишки, объединялись артельным движением, грех было нашим замечательным шкицам и марухам не организовать собственную артель.

Естественно, что официально в райисполкоме или в другом каком-либо «коме» это древнейшее сообщество зарегистрировано не было, но практически существовало, как во все исторические времена. Причем существовало по наработанным столетиями правилам и законам.

Надо отметить еще одну островную особенность — матриархат в нашей петроградской артели марух. Сутенёры, конечно, имелись и исполняли свои функции, но права держали бабы. Очевидно, виновата была война — не хватало настоящих мужиков с характерными особенностями. Всем этим социальным злом на наших четырех островах — Городском, Аптекарском, Петровском и Заячьем, на котором стоит Петропавловка, руководила знаменитая Лидка Петроградская, в прошлом речная дешёвка.