«Ангельская» работёнка

Это оказалось не единственное нарушенное ею правило. Последнее, чего ей хотелось, — это отношений. Банни стал самой большой ошибкой. Он сделал… А что, собственно, он сделал? Заморочил ей голову? Вряд ли. Он в самом начале объявил о своих намерениях. Но она была так чертовски уверена в себе, думала, что своим обществом он лишь поможет ей развеяться… Но каким-то образом Банни сумел проникнуть ей под кожу.

Если бы она могла вернуться в прошлое и поговорить с собой молодой — господи, сколько раз она себе это представляла! — ей так много можно было бы рассказать. А если ей выпал бы шанс произнести лишь одну фразу, то она сказала бы: «Не принимай фейерверки за огонь!» Вот кем стал для нее Джеймс: яркими, разноцветными огнями и взрывами, которые не дарили никакого тепла. Любовь с первого взгляда — это не любовь; это простая биология. А вот огонь — совсем иное дело. Он защищает от холода и освещает путь даже в мрачнейшие ночи. Этим огнем стал Банни — самая светлая часть ее жизни. Ее тепло. Ей нравилось быть с ним. Ей нравилось быть такой, какой она становилась только с ним.

Вот почему она не могла уйти. Она очень хотела уйти — это было необходимо. Каждая клеточка ее существа кричала и умоляла бежать, но она не смогла.

Да пошло оно все в ад. Она полюби…

Ход ее мыслей прервал стук в дверь.

Было всего два часа дня. Единственным человеком, желавшим попасть в клуб «Чарли» в такую рань, мог быть только его владелец.

— Ты обещал, что обязательно увидишься с бухгалтером после того, как…

Симона открыла дверь и замерла.

На нее смотрели глаза из ночных кошмаров.

Он резко толкнул дверь плечом, отчего Симона упала на пол.

— Привет, Симона. Рад увидеть тебя снова. Только, пожалуйста, не кричи, ты ведь знаешь, как я ненавижу проблемы.

Глава сороковая

Несмотря на то что церковь была практически пуста — лишь одна старушка у алтаря перебирала в пальцах четки, — детектив-сержант Джессика Каннингем сидела на угловой скамейке сбоку. Занятое место позволяло ей беспрепятственно наблюдать за боковой и задней дверями. Она провела здесь больше двух часов — достаточно долго для того, чтобы несколько раз вежливо отвадить заботливого старого священника: в первый раз он поинтересовался, все ли с ней в порядке, потом предложил чашку чая, а в довершение рекомендовал исповедаться.

Возможность исповедаться на мгновение показалась ей соблазнительной, но она быстро взяла себя в руки. Правда, наблюдая за дверями, она то и дело возносила полузабытые молитвы за упокой души Дары О’Шэя. Они никогда не были друзьями — по крайней мере, в общепринятом смысле, — однако несколько лет проработали вместе. Достаточно долгий срок, чтобы ее вынудили взять несколько дней выходных после моральной травмы, вызванной его смертью. Ей удалось создать видимость душевной борьбы, несмотря на то что свободное время было именно тем, в чем она больше всего сейчас нуждалась. Не для того, чтобы горевать — хотя ей было грустно за Дару и его семью, — а потому, что им требовалось время, чтобы переосмыслить и переработать план. Все улетело к чертям собачьим, но пока оставался шанс хоть что-нибудь спасти. Если, конечно, ей окажут помощь.

Франко Дойл вошел через задние двери, чуть не опрокинув стенд с брошюрами в нелепых попытках остаться незамеченным. Он увидел Джессику, перекрестился, повернувшись не в ту сторону, затем пошел к ней по центральному проходу.

Она тщательно выбирала место встречи. Франко бросался в глаза именно потому, что никто не сможет предположить, что такой человек окажется в церкви в одиннадцать утра во вторник. А значит, нет и шансов, что кто-нибудь увидит их вместе — а это главное.

Франко исполнил в сторону алтаря чисто символическое коленопреклонение, затем скользнул на сиденье рядом с ней.

— Господь всемогущий, — произнес он. — Ты понимаешь, насколько ебануто это выглядит?

— Разговаривай потише и следи за языком. Помни, где ты находишься.

— Помнить, где я нахожусь?!

Старушка, стоявшая у алтаря, обернулась и неодобрительно нахмурилась. Франко смущенно опустил глаза и повторил уже более тихим голосом:

— Помнить, где я нахожусь? Ты хоть представляешь, через что мне пришлось пройти, чтобы сюда добраться?

Она взглянула на него мельком.

— Ну и как ты сюда добрался?

— Кверху каком. Мне пришлось идти записываться на прием к терапевту, а из больницы выбираться через окно в туалете, распоров по дороге всю руку стеклом, — ответил Франко, подняв правую руку и продемонстрировав кроваво-красное пятно, просачивающееся сквозь темно-синий спортивный костюм дублинской Гэльской атлетической ассоциации. — Я там крутился, как фигурка в тетрисе. Наверное, вообще бы не сбежал, если бы не пара торчков, которые приперлись на прием до меня.

— Повезло…

— Не до конца. Пришлось импровизировать. Но полдюжины твоих лошков в полицейской форме точно не самые умные.

Каннингем повернулась и посмотрела на него испепеляющим взглядом.

— Веди себя прилично.