Ангельские хроники

На этом споры не кончались. Некоторые не понимали, почему утешителем обязательно должен быть архангел. Они считали, что вполне годятся на это и Пахадрон, ангел Ужаса, и Афтемелух, ангел Мучений, и Шефтиил, ангел Смертной Тени, и Кассиил, ангел Слез и Одиночества, Малкиях, ангел Крови, или же Амалиил, ангел Слабости, а может, наоборот, ангелы Силы Африил или Зерух, или Фануил, ангел Надежды, или Рахмиил, ангел Милосердия, Хазиил, ангел Жалости, или Хамуил – Богоискатель, а еще лучше – ангел Воскресения Онайефетон. Я даже подозреваю, что кое-кто из них со свойственным нам чрезмерным благочестием уже начал готовиться к этой миссии: ведь у нас нет ни колен, чтобы преклонять их, ни желудков, чтобы терзать их постом, лишь всегда бодрствующий дух, ибо мы сами – всего лишь духи, и, уверяю вас, нам не раз приходилось сожалеть о том, что мы лишены такого залога и свидетельства любви, каковым является тело.

Однако нам всем предстояло пережить огромное удивление.

Когда настал момент (я говорю так, чтобы слова мои были понятны для вас), как вы думаете, кто был призван? Михаил с изумрудными крыльями, из слез которого, пролитых над грехами человечества, родились херувимы? Гавриил, с которым Иаков бился целую ночь? Рафаил, который руководил проектированием и строительством Храма? Нет, и ни один из тех, кого я перечислил среди имеющих определенное право на эту высшую почесть. Тот, кто был призван, удалился в полном потрясении. «У меня ничего не получится, – бормотал он. – Почему я? Я не заслужил этого», – что можно было понять двояко. Я думаю, что он даже попытался бы ослушаться, да только у нас со времен того единственного восстания мессира Люцифера приказы больше не обсуждаются.

А надо вам сказать, что длинноухий Оноил был самым неуклюжим из ангелов: у него не было одного крыла, он хромал на одну лапу, был крив на один глаз, горбат, косолап, туповат, и его даже подозревали в постыдных связях, конечно эротических, с Преисподней. С тех пор как он вступил в должность, не было задания, которое бы он не провалил, и не по злому умыслу, а по той самой фатальной невезучести, которая управляет судьбами лентяев и неудачников. Вы знаете, конечно, что невезение растет в геометрической прогрессии: случайно вы совершили глупость, вас сочли придурком, вы совершаете еще глупость за глупостью и уже сами начинаете считать себя придурком и в результате им и становитесь.

Вот так и Оноил.

Сначала ему давали обыкновенные задания, то есть сопряженные с риском, но из-за него разразилось столько катастроф и катаклизмов, что его стали использовать только в самых спокойных случаях – присмотреть за какой-нибудь сторожихой в городском саду или за церковным старостой преклонных лет – но не тут-то было. Дело доходило до того, что вверенные ему святые начинали предаваться разврату, а больные, прикованные к постели, разбивались насмерть, выпав из окна. От выпитого с его подачи стаканчика грушовки убежденный трезвенник превращался в пьяницу, целомудренный девственник, взглянув на показанную им девичью щиколотку, становился сластолюбцем. С ним люди тонули посреди пустыни, погибали на равнине, погребенные под горной лавиной. Все пораженные молнией были по его части, равно как и редкие случаи скоротечного рака, и мертворожденные младенцы, и, конечно же, недоношенные плоды – им бы жить да жить, но внезапно освободившиеся от предрассудков матери выдирали их из своего чрева. И при всем этом он был ангел – представляете себе его горе? Своими слезами он мог бы заново просолить Мертвое море. И плакал он не над собой, а над всеми теми, кто был ему доверен и кто разделил с ним его несчастье. Что до нас, то мы относились к нему неплохо, но часто посмеивались, пряча под плащом улыбку, и он перестал ходить к нам, стал прятаться и, возможно, покончил бы с собой от отчаяния, если бы только ангелы могли кончать с собой.

Так вот, его-то и… Ну кого он мог утешить, спрашиваю я вас, когда он сам был совершенно оставлен Богом? Поистине, неисповедимы пути Господни…

У бедняги Оноила не было выбора: с тяжелым сердцем, с полным сознанием своего ничтожества, прекрасно понимая, что ничего хорошего он сделать не сможет и что по его вине Сын лишится последнего утешения, этот ни на что не годный ангел оторвался от небес и спикировал на планету Земля, в землю Ханаанскую, в святой город Иерусалим. Метеоритами падали вниз слезы, беспрестанно лившиеся из его глаз.

Была безлунная ночь, и только звезды струили свои светотени на мерцающие во тьме террасы дворцов. Добрая десятая часть города была занята Храмом – вот насколько эти люди были без ума от Бога! Среди широких лестниц и длинных портиков с приземистыми колоннами высилась огромная белая масса Святого Святых – в обрамлении полосатых столбов, увенчанная золотым зубчатым фризом. Когда-то святилище иудеев полновластно царило над всей местностью, но теперь римская крепость Антония давила его своей черной тенью, нависая над ним всеми четырьмя квадратными башнями, на вершине которых чеканили шаг часовые-язычники.