Ангельский рожок

– Причём ты должен понять, почему так важно наличие реестра в руках наследника! – горячо перебил его Володя. – Не только списка драгоценностей, но и сведений об их происхождении. Сами по себе антикварные драгоценности – это лом, когда у них нет истории. Ты удивлён? Я объясню… – Он с удовольствием отхлебнул горячего чаю из чашки. – Старинные технологии не позволяли так виртуозно гранить камни, крепить их, отливать ажурно золото, как это позволяют технологии современные. Бриллиант восемнадцатого века из какой-нибудь царской короны сегодня выглядит мутной стекляшкой. И кольцо с изумрудом, и колье, и диадема… С пяти шагов – красиво, а в руки возьмёшь… и плечами пожимаешь: сплошное разочарование. Сегодня любая побрякушка из китайского стекла и сверкает зазывней, и выглядит дороже. Просто она не имеет ни биографии, ни имени, ни легенды… – как дворняжка. А вот когда у драгоценности есть легенда, когда на ней стоит клеймо мастера или вензель королевского дома, да если она находилась во владении знаменитой личности, или – ещё лучше – запечатлена на старинной картине или гравюре, – тогда дело другое! Это уже совсем иные цены. Принеси сегодня на продажу аукционисту бриллиантовую диадему, и, положим, экспертиза подтвердит, что это – восемнадцатый век; цена её будет икс тысяч евро. Если же экспертиза и розыскной отдел аукционного Дома подтвердят её провенанс, то стоимость вырастет не в десятки, а в сотни, в тысячи раз! Сегодня полным-полно супербогатых людей, кто за обладание исторической ценностью, за раритет, за Имя готов платить куда больше, чем за самые чистые бриллианты более крупного веса.

Я такие случаи знаю, – добавил он, доливая из чайника чай в чашку Аристарха. – Даже в знакомых семьях. Дама собралась продать ожерелье, фамильную ценность. Ты совсем мёд не берёшь! У тебя что, аллергия на него?

– Да нет, ты бери, это для сердца полезно.

– Ага: так ожерелье. В превосходном состоянии, бриллианты, сапфиры, то-сё… Но по оценочной стоимости вся эта красота не тянула даже на пятьдесят тысяч евро. Дама ушла от эксперта, оскорблённая в лучших чувствах: понимаешь, в семье знали о своих итальянских, императорско-дворянских корнях. Ещё предки их обеднели, богатство испарилось, а потом пошло: республика, Муссолини… Сейчас – вполне обычная семья, горожане, со своими проблемами и вечной нехваткой денег. Ожерелье в семье берегли веками, но прижало: дочку надо замуж выдавать. Дама – кстати, приятельница моей жены – эксперту не поверила (скажу тебе по секрету, среди них встречаются отъявленные мошенники!) и сама стала заниматься историей цацки. И в одном из Пармских музеев среди прочих экспонатов обнаружила портрет своей прапрабабки, какой-то не то герцогини, не то аж королевы Ломбардии… в этом самом ожерелье, пожалте, прямо как на фотографии: слава богу, художники в те времена выписывали детали одежды и украшений на совесть, тонкими кисточками. И семейная ценность ушла на ближайшем аукционе за полтора миллиона евро… – Володя поднял ложку, как молоточек аукциониста, и повторил с нажимом: – Пол-то-ра! Мил-ли-она! Люди и дочку выдали, и все свои дела поправили.

– Отрадно слышать, – Аристарх поднялся с кресла. – Ты действительно потрясающе осведомлённый человек во всей этой мутотени, Володя. Я же знаю только, как из гвоздя заточку сделать и ткнуть прямо в сердце такому вот мерзавцу Пашке. Не пугайся, шучу. Пошёл он к чёрту… Я, видишь ли, из другого мира, хотя и знаю, что женские портреты русских живописцев – Левицкого, Боровиковского – писаны без всяких колье и тиар. Редко когда там серёжки в ушах… Можешь посмотреть в интернете. Так что с провенансом тут вряд ли проканает.

– Не торопись, сядь… – настойчиво проговорил Володя. – Понимаю, что ты чертовски устал. Кстати, можешь тут у меня и переночевать, на этой вот тахте – она вполне удобная, зачем колесить ночью по горам. Просто дослушай до конца. Твой братец уже понимает, что официально вряд ли сможет завладеть наследством полностью… Он собирается предложить Себастьяну сделку: если банк номинально признает его право на наследство, закрыв глаза на отсутствие «реестра», то он согласится на аукцион: половина аукционной прибыли пойдёт ему, половина – банку; в противном случае всё состояние, как выморочное – я упоминал уже, – перейдёт государству, а этого не желает ни наследник, ни, как ты сам понимаешь, банк. Деталей я не знаю, но у Себастьяна явно свои резоны пойти навстречу клиенту. Возможно, помимо прочего, он чувствует некоторое неудобство из-за того давнего инцидента, когда этого человека, вроде как имеющего все права на наследство, кроме какой-то единственной плёвой бумаженции, фигурально говоря, вытолкали из банка взашей… Во всяком случае, Себастьян согласился встретиться и переговорить. В несуетной, приятной обстановке.

– Да? И где же такая обстановка случается…