Ангельский рожок

Сильно и коротко вскрикнула за спиной Изюма Надежда, будто ей горло вспороли, нет: будто в грудь ей плеснула волна и она захлебнулась ею. Лев Григорьевич исступлённо что-то кричал, грузно подбегая к тем незаметным, смертоносным, – они уже вздёрнули Сашкá на ноги, надели на него браслеты. Один выставил навстречу Льву Григорьевичу обе каменных руки, запрещая приближаться, второй даже выхватил пистолет из-под свободной рубахи и наставил на него. Тут же подкатил полицейский джип, Сашкá, с лицом, залитым кровью, толкнули к машине и бросили внутрь… Джип развернулся и уехал, и Лев Григорьевич ещё с минуту зачем-то бежал за ним, продолжая кричать что-то вслед.

Грамотно сработано… Выждали, чтобы не в людном месте, аккуратно так проводили через все эти площадя. Толково. Не придерёшься…

Потрясённый Изюм остался стоять в гулкой бетонной шаркатне, в далёких чьих-то выкриках и смехе, не в силах двинуться с места. Его как выпотрошили… Он боялся повернуться к Петровне, которая, конечно, видела весь этот ужас, погоню, весь геройски-идиотский вестерн Сашкá. И как же теперь её утешать прикажете, как успокаивать…

Голову понурил и обернулся.

Петровна сидела на земле, неловко завалившись к серебристой дверце чьей-то машины: голова запрокинута, глаза пристально изучают бетонный потолок паркинга. А золотая корона надо лбом тихо шевелилась в ласковом ветерке и была такой живой, и так шла ещё не погасшим глазам, и бледному лицу, и всему этому солнечному приветливому климату.

* * *

«Гражданин Израиля врач Аристарх Бугров, задержанный два дня назад в аэропорту Бен-Гурион по подозрению в убийстве российского бизнесмена Аристарха Бугрова, минувшей ночью покончил с собой в камере следственного изолятора на «Русском подворье» в Иерусалиме, вскрыв лезвием бритвы бедренную вену».

– Костя!

– А?!

– Эт что за хрень тут, мать твою! Ты смотришь своими глазами или куда?

Ответственный за выпуск новостной ленты израильского русскоязычного интернет-портала грозно вылупился на своего подчинённого.

– А чё, Андрюх?

– У тебя тут человек сам себя грохнул, а потом ещё вену себе чикнул. Ты совсем сбрендил?

Костя вперил многомысленный взгляд в сообщение на экране, поморщился:

– Э-э… да, – хмыкнул, – глупость получается. Убери одного.

– Уберём обоих, – решительно проговорил Андрюха, вычёркивая двойного Аристарха и про себя удивляясь: надо же, какие дикие имена встречаются в наше время!

* * *

«Алё, Нина… алё? Надеюсь, вы как-нибудь сюда заглянете, в моё окошко. Не знаю, как начать. Это я, Изюм, помните? Ваш дальний знакомый водила. Вёз однажды вас из Обнинска в Серединки, а потом мы баранинкой угощались в доме у Петровны (прокашливается). Вы простите, что влетел в ваше звуковое гостеприимство… Впервые пробую наговорить речугу в вотсапе… Написал бы вам письмо, но в писанине я дебил дебилом… Да я бы вообще не осмелился: вы – человек известный, вас, поди, многие такие достают, но… просто, Лёха сказал, что вы звонили ему аж из Америки, когда весть дошла… и сильно так плакали, ну, я и подумал… (вздыхает) Подумал, вам будет важно услышать». (Прокашливается, запись обрывается.)

«Алё, Нина, это опять я… Простите, оно у меня срывается… Не умею и… руки мокрые… В общем, подумал, вам будет важно узнать, что наша Петровна… что она так легко отлетела, в один миг, я оглянулся, а она уже… не на нас глядит… (давится) Лев Григорьич – это врач, крутой такой мужик и друг Сашкá, – он, когда понял, что мы опоздали, что алё, зря летели, и зря Сашок подставился, он ка-а-ак заорёт, ка-а-ак шарахнет кулаком по крыше того невинного авто, и ещё раз, и ещё! Я даже думал, он чужую машину расколотит в прах или кулаки на хрен отобьёт… Такие дела… Не хочу вас омрачать всей этой… романтикой морга, да я и не помню многого – знаете, будто колпак мне на башку насунули, будто я и сам кувыркнулся. Лев Григорьич, бедный, всюду таскал меня за собой прицепом – видел, что меня и самого в морг… недолго. Он с виду грозный, но внутри… такой человечный. Говорил: «Ты, Изюм, мне здорово помогаешь. Ты очень жизненный субъект…» Ну и в тот же день мы встретились с их знаменитым Кислевским, поехали с ним в следственный изолятор, куда Сашкá привезли. Это где-то в центре Иерусалима, а площадь почему-то называется «Русское подворье», какое думаю, совпадение!» (Запись обрывается.)