Ангельский рожок

Аристарх улыбнулся, подался к Володе, ладонью по руке похлопал:

– А я, как видишь, отлично живу, не очень задумываясь об этом мерзавце.

Он помолчал, задумчиво проговорил:

– Однако мне вот что непонятно: у него ведь наверняка других «настоящих-убедительных» паспортов до хрена. К чему так долго использовать моё имя? Счета там, или что ещё, тоже ведь открыты и крутятся на этом паспорте? Зачем ему это? Вероятность нашего столкновения, конечно, мизерная, миллионная доля процента, но… вот случилось же: мы с тобой встретились. Разве что он считал, что меня давно нет на свете… – и самому себе пробормотал: – А что, вполне возможно: проверил по своим каналам, что такого человека в России нет. Я ведь внезапно уехал, и с концами. Потерялся, исчез с радаров…

Из открытой двери балкона повеяло наконец ветерком, взошедшая луна – яркости и голубизны необычайной – принесла с собой облегчение. Длинная занавеска на просторном, во всю стену, окне шевелила подолом, как испанская танцовщица перед выходом на сцену.

Аристарх подошёл к массивной тумбе у стены, открыл дверцу бара:

– Не возражаешь? Глоток чего-нибудь крепкого… до зарезу!

– …и мне плесни, пожалуйста!

Доктор сурово погрозил пальцем, но, выбрав бутылочку виски, разлил в бокалы грамм по пятьдесят. Молча выпили.

Володя покатал во рту глоток, проговорил:

– Знаешь, вот живёшь так, в сущности, одинокой кочерыжкой. Друзья, конечно… Впрочем, их совсем не много, и у каждого свои проблемы, свои болезни. Кто-то уже покинул этот свет. А живу я, Сташек, в прекрасной стране с безукоризненными законами, в абсолютно волчьем окружении: профессия такая. Ежеминутно рвать постромки, держать ушки на макушке… Чёртово напряжение мозгов и нервов: ведь в твоих руках чужие несметные бабки! Потом у тебя едет крыша от усталости и горя, и дочь посылает тебя на какой-то там, чёрт его знает, курорт, – всё по телефону. Правда, она говорит: «Папа, я обязательно подскочу собрать тебя!» – но как-то не получается, она в Женеве, занятой человек, у неё в университете три докторанта должны защищаться. И ты собираешься сам, старый недотёпа. Делов-то: закинуть шмотки в чемодан, как попало. Понимаешь ли, чемоданы всегда собирала Анна – она такая аккуратистка, такая… я всегда шутил, что вот она-то и есть настоящая зомбированная азиатка! Словом, ты прилетаешь лечиться. А здесь всё чужое, жара, сердце бухает в горле, наваливается слабость, тяжесть во всем теле… И вдруг некий доктор в коридоре, – случайная встреча, ошибка! – уже собравшись домой, смотрит на твою потерянную физиономию и зазывает к себе, и возится с тобой, как нанятый. И ты торопишься рассказать ему всю свою жизнь, только бы он не ушёл, только бы не покинул тебя ещё минут десять! А потом этим доктором оказываешься ты. Ты, братишка! И потому… – Голос Володин сорвался, он прокашлялся, выждал мгновение… и проговорил уже спокойно и холодно: – И потому к чёрту всю хлёбаную этику моей работы, к чёрту профессиональные секреты, а меня самого уж и подавно – к чёрту! Я, может, скоро сдохну, но, по крайней мере, не буду грызть себя поедом оставшееся время.

Медленно, словно расправляясь, словно выпрастываясь из морока, Володя поднялся и подошёл к окну. Отодвинул занавеску и с минуту глядел на разгоравшуюся розовую луну: свет был настолько ярким, что его седые усы и брови тоже казались розоватыми. В звёздной пыли сияли крупные созвездия, небо дышало, шевелилось, ворочалось – казалось живым и многослойным. С каждой минутой на нём проступали всё новые горящие искры, голубые, белые, красноватые. И всё это сокровище вселенной ежесекундно творило новую единственную ночь.

«Какие здесь невероятные звёзды!» – еле слышно пробормотал Володя. И обернулся к Аристарху:

– Сейчас я тебе расскажу, братишка, почему, несмотря на опасность разоблачения, пусть и невероятно малую опасность, этот самый Пашка существует под твоим именем, – произнёс Володя. – Он просто обязан быть тобой, понимаешь? Вряд ли выгорит то, что он задумал, но… пока есть хоть малейшая надежда на это, он обязан! быть! тобой!

Он подошёл к журнальному столику, взял свой бокал и одним глотком прикончил оставшийся виски.

– Тебе известно что-нибудь о банковской ячейке, арендованной одним из твоих предков? – спросил, ставя на стол пустой бокал. – Это было очень давно, в конце пятидесятых годов девятнадцатого века, в одном из небольших семейных банков Цюриха.

– Известно, да! – живо отозвался Аристарх, удивляясь, что много лет не вспоминал и совсем не думал об этом. – Семён Аристархович Бугров его звали, как моего отца. Ха! У меня в роду два мужских имени чередуются, как бедный узор на платье приютской сиротки. Хочешь не хочешь, а быть тебе либо Семёном, либо Аристархом – выбор небогатый. Если б у меня родился сын, я просто обязан был бы назвать его Семёном. В честь бати, понятно. Семейная традиция…