Ангелы ада. Смерть любопытной . Палач: Новая война

Когда его внутренние часы подскажут ему, он снова придет сюда, чтобы ждать ее. В этот раз она наверняка придет, и потом все пойдет по-прежнему, все снова будет так, как и должно быть.

Когда Паллисер вошел в кабинет Хэкета, он обнаружил там лейтенанта Мендосу, сидящего на углу сержантского стола. Не то чтобы Паллисер боялся Мендосу, который всегда был справедлив, но он чувствовал себя в его присутствии как-то неловко. У Паллисера слегка перехватило дыхание, когда Хэкет хладнокровно прервал лейтенанта:

— Минутку, Луис, я хочу послушать о новом деле. Что там, Паллисер?

Паллисер изложил собранные им скудные факты.

— Доктор полагает, примерно сорок часов. — Он старался говорить уверенно и кратко. — Ее задушили. Сумочки нет. Только одна вещь…

— Сорок часов, — сказал Мендоса. — Значит, это случилось где-то вечером в субботу? Задушена руками?

— Я полагаю — да, доктор не сказал, но должен включить это в протокол вскрытия, сэр. Была лишь одна вещица. — Паллисер достал золотой диск и протянул его Хэкету. — На нем есть отпечатки ее пальцев.

Мендоса взял у Хэкета диск.

— Как она выглядела? — Пока Паллисер рассказывал, он рассматривал предмет. — Задушена, — проговорил он. — В субботу вечером…

— Ну а сейчас какую картину тебе показывает твой хрустальный шар? — спросил Хэкет. — Только не говори, что есть какая-то связь. Послушай, Луис, давай не будем, ради Бога, а то у тебя в колоде каждая карта козырная. Здесь живет примерно шесть с половиной миллионов человек, и, видно за грехи наши, довольно высокий уровень преступности. И только потому, что двум женщинам случилось быть задушенными примерно в одно и то же время…

— Se comprende[25]. Но… Вы заглянули в службу розыска людей, Паллисер?

— Да, сэр, только что. Доктор пошлет им полное описание, так сразу, исходя лишь из возраста и общего вида, которые я им сообщил, лейтенант Кэрей не смог сказать, значится ли у них в списках кто-нибуль похожий. Но еще рано. Иногда люди заявляют, лишь когда человек уже с неделю как пропал.

— Вы правы. Вы могли бы начать отсюда, — Мендоса постучал по диску. — Это настоящее золото. Я что-то такое недавно уже видел… Да, портсигар Маргарет. Да… И глаза у кошки — настоящие изумруды. Возможно, штучка сделана по заказу.

— Да, сэр, я это понял. Но все ювелирные магазины в городе…

— М-м. Можно сократить. — Мендоса вырвал листок из записной книжки Хэкета и что-то набросал. — Вот, отнесите записку и эту вещицу мистеру Брайэну Шанрахану — большой ювелирный магазин, Шанрахан и Макреди, на Вилшире, — и расспросите его. Возможно, он расскажет что-нибудь полезное, проявите инициативу.

— Да, сэр, спасибо.

— С чем бы вы ни вернулись, — сказал Мендоса, — мне это будет интересно.

— Ну ты со своим хрустальным шаром даешь! — сказал Хэкет.

Паллисера вовсе не обрадовало то, что лейтенант будет следить за его первым более-менее самостоятельным делом; но он повторил; «Да, сэр, я… я сделаю все возможное».

Мендоса усмехнулся.

— Не тушуйся. Нам всем нелегко — мы все делаем ошибки. И я не кусаюсь.

Паллисер улыбнулся в ответ, чувствуя облегчение, и сказал — о'кей, он постарается. Выходя, он вдруг понял, что человек в ранге Мендосы не может приобрести себе репутацию только благодаря блестящим профессиональным качествам; еще непременно должна быть способность ладить со своими людьми, получать от них максимум того, на что они способны, не понукая их, но и без панибратства. Паллисер решил, что Мендоса заслужил свою репутацию.

Последнее, что он услышал, были слова Мендосы: «Так вот, теперь об этом Ардене…»

Заведение, конечно, было классное, большое зеркально-мраморное здание в шикарном торговом квартале. Входя, Паллисер чувствовал себя неважно — стеклянные витрины, полные бриллиантов, учтивые клерки в строгих костюмах; но он достал записку Мендосы и уверенно попросил пригласить мистера Шанрахана.

Он, разумеется, прочитал записку, просто из любопытства. «Ты, толстосум-разбойник, — было написано аккуратным почерком Мендосы, — расскажи сержанту Паллисеру все, что можешь об этой штуке, иначе потеряешь клиента».

Мистер Брайэн Шанрахан оказался коренастым мужчиной с полным лицом, около пятидесяти лет. Он прочитал записку, скомкал ее и едко заметил: