— Двенадцать кого? Ангелов… я хочу сказать, роботов?
— По одному на каждый уголок вашего крошечного шара. Мы выслеживали и убивали ваших сородичей, или, точнее, тех, кем вы тогда были. Мы вырезали слабаков и загнали остальных в пещеры и холодные горы. Прочь с приятных равнин. Прочь от бегающего мяса.
— Миф о драконах, — сказал Боден. — Расовая память.
— Нет такого понятия, как расовая память, — сказала Пранг.
— Чепуха, — возразил я. — Что такое культура, как не расовая память?
— Потом я уснул на тысячу лет. И видел сны. Но я не мог говорить. Ксомильчо не мог слышать. Он не хотел убивать меня.
— Ксомильчо? — Пранг закурила свежую «Кэмел». — Звучит, как название супермаркета.
— Для меня это звучит по-ольмекски, — сказал Боден. — Это Ксомильчо положил тебя в гробницу?
— Спас меня от луны. Позволил мне спать и видеть сны. Но он не хотел убивать меня.
— Мы тоже хотим позволить тебе спать, — сказал я. — Где ты?
— Город мертвых.
— Который? — спросила Пранг.
— Г-г-город… — Голос Enorme стал подрагивать, как плохой CD. — Не могу сказать, который…
Клик.
— Что случилось? — спросила Пранг.
— Мы перегрузили его, — ответил Боден. — Если это берсеркерское озарение верно, то Enorme запрограммирован скрываться. Он не может сказать нам, где находится, как мы не можем перестать дышать.
— Тогда надо проверить все кладбища! — воскликнула Пранг, нажимая на газ. Я не хотел смотреть, поэтому нагнул голову и уставился на мигающее пятнышко на экране. Наша скорость внушала тревогу даже здесь.
Потом я увидел еще одно мигающее пятно в левом верхнем углу экрана. Оно было неподвижно.
— Направляйтесь на север, — сказал я. — Кресент-стрит, ближе к углу Цитадели!
— Там нет кладбищ, — запротестовала Пранг. — Это еще одно озарение?
— Да!
Для нее этого оказалось достаточно. Я зажал руками уши, чтобы не слышать визга шин, когда она делала разворот.
— Черт! — сказала Пранг, когда сбросила скорость на углу Цитадели и Кресент.
Я открыл глаза лишь настолько, чтобы разглядеть заглохший деловой район, с закрытой кондитерской, ободранным табачным магазином, старым «Вулвортом» и заброшенным кинотеатром.
Никаких кладбищ.
— Промах! — сказала Пранг.
— Погодите, — сказал Боден. — Посмотрите на афишу.
Я открыл глаза чуть шире.
В надписи на кинотеатре не хватало нескольких букв, но название последнего шедшего кинофильма еще читалось:
ГОР Д МЕ ВЫХ
Мы встали перед табачным, где «БМВ» не смотрелся бы подозрительно. Широкие двери кинотеатра были наглухо заварены цепью, но я рассудил, что есть задний выход, и оказался прав. Я рассудил, что эта дверь будет взломана — и тоже оказался прав.
Внутри было темно. Запахи заплесневелого попкорна, слез, смеха, «Коки» и поцелуев смешался в затхлый букет. Все сидения были сорваны и (я предполагаю) проданы в кофейни или в старые торговые зоны, где они смотрелись бы довольно причудливо. Enorme лежал на голом покатом бетонном полу, его «глаза» смотрели прямо вверх на барочный потолок с его купидонами и гирляндами, его ангелами, а кое-где и гаргуйлями.
Я подошел и, как в первый раз, дотронулся до громадной трехпалой ноги. И как в первый раз он был холоден, как обыкновенный камень. И я был рад, что он холоден здесь в полутьме, где он был в безопасности от лучей встающей луны.
— Круто! — прошептала Пранг. — Вийон и его озарения! Дайте мне ваш телефон и я позвоню в музей.
— Подождите, — сказал я. — Enorme, возможно, захочет что-то сказать. Он пользуется телефоном, чтобы разговаривать.
— Здесь я могу видеть сны, — сказал знакомый голос, гулом отдавшийся в пустом зале кинотеатра. — И здесь я в безопасности.
— Теперь он передает через динамики! — сказал Боден. — Очевидно, он умеет подключаться к любой электронной цепи. И даже ее включать. И даже снабжать энергией.
— Я последний, — сказал Enorme. — Они хотели, чтобы вы убили меня.
— Кто? — спросил я. — Те, кто тебя сделали?
— Творцы. Они сделали нас, чтобы создать вас. Плыли по звездам и находили крошечные миры, где жизнь нуждалась в побудительном толчке. Ваш мир тогда не назывался Землей. Он вообще никак не назывался. Ваши сородичи расплодились по всей планете, молчащие, но сильные.
— Сильные? — спросила Пранг. — Мы были слабыми.
— Это миф, — сказал Боден. — В действительности, Homo являлся наиболее внушительным убийцей на планете, даже еще без языка и культуры. Обладая огнем и руками, владея палками и камнями, охотясь стаями, он мог жить везде и противостоять даже саблезубым.
— Да, — прогудел голос Enorme. — Вы были царями зверей. Но мы сделали из вас нечто большее.
— Сделали из нас? — переспросила Пранг.
— Чтобы выжить, вам надо было убить нас. Чтобы убить нас, вам пришлось изобрести орудия, кооперацию, язык. Понимание. Убить нас одного за другим. За нами охотились с копьями и камнями. Раздавливали валунами, которые швыряли в ловчие ямы. Сжигали живьем. В этом танце было не до снов. Я последний.
— Отчего же мы никогда не находили других? — спросила Пранг, прикуривая «Кэмел» во рту от той, что в руке.