Ангелы Эванжелины (СИ)

А вот в предпоследней книге я хоть не нахожу ничего про храмы, но зато именно в ней описана не только история создания камня Миана, которая в большинстве своем повторяет ранее рассказанное Линой, но и момент его сокрытия, после исполнения своей миссии.

Где он спрятан, в пособии, конечно же, не указывается. Известно лишь то, что в этом действии участвовал не только Клейвоант, но и Регладуин. Остальные драоды ради безопасности своей и культового артефакта, предпочли не знать сие сакральное место.

Акцент на Регладуине заставляет задуматься о причинах его присутствия. Разве Клейвоант не мог сам его спрятать? Для чего было брать предка Эванжелины? Напрашивается логический вывод, что камень находится в том месте, куда без “повелителя времени” не добраться.

После обеда я вновь принимаюсь штудировать талмуды, пока не начинают болеть глаза, а строчки расплываться.

— Леди, — отрывает меня то этого действия голос возмущенной Лины. — Вы бы хоть на свежий воздух вышли, прогулялись. Где ж это видано, так долго читать! От этого и разболеться можно.

— Читать полезно, — возмущаюсь, даже не подумав поднять голову от книги. — Мне очень нужно кое-что узнать. И чем быстрее я это сделаю, тем будет лучше для всех.

Камеристка оглушительно фыркает.

— Если хотите знать мое мнение, то мужчины не любят умных, — выдает она. — Уж поверьте моему опыту.

— И когда ж ты успела этого опыта набраться, — воззряюсь на нее, едва сдерживая улыбку.

Лина мигом краснеет, как ягода малины и принимается суетливо возиться с моей одеждой, расправляя приготовленное для прогулки платье.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — продолжаю допрашивать смущенную служанку.

— Нет, леди, — еще больше смущается она, а я все-таки решаю последовать ее совету и пройтись. За одно можно наведаться к Теодору и рассказать о своих домыслах.

Переодеться в другой наряд, более подходящий для прогулок в вечернее время, занимает несколько минут.

Лина еще решает переделать мне прическу, и некоторое время я сижу напротив зеркала с любопытством наблюдая, как порхают ее ловкие пальцы, закручивая мои длинные волосы в изящный пучок, украшая его шпильками и весьма искусно выпуская несколько локонов, которые создают налет небрежности, а на самом деле весьма ненавязчиво подчеркивают овал лица и приковывают внимание к открытой шее. Для меня подобное умение на грани фантастики.

Будучи Женькой, я предпочитала носить не слишком длинные волосы, максимум до плеч, чтоб легко было подобрать их с помощью резинки на макушку. Работая в лаборатории и проводя разные эксперименты, мне как-то было не до красоты, главное, чтоб в глаза не лезли и не запачкались в чем бы то ни было.

Выбираюсь из комнаты, когда Лина, сочтя мой образ достаточно безупречным, выпускает из своих цепких и умелых рук. И зачем было так стараться? Можно подумать, меня кто-то из домашних тут может увидеть? А им, по большому счету, все равно, как я выгляжу. Даже Теодору, как это ни печально. Почему печально — ответить затрудняюсь, но то, что его внимание ко мне исключительно, как опекуна к подопечной, навевает непонятную грусть. Все же в двадцать лет хочется, чтобы мужчина тебя воспринимал женщиной, молодой, красивой и привлекательной, а не еще одним ребенком, за которым нужен глаз да глаз.

Я знаю, что обещала Лине пойти погулять, но мне не терпится поделиться найденной информацией с Эмереем, возможно у него, как у потомка Клейвоанта, возникнут какие-нибудь идеи. Не исключено, что он уже давным-давно сделал подобные выводы, а я только позориться приду со своими умозаключениями. Но не поговорить я не могу, и пускай, если хочет, считает меня глупышкой.

Прохожу коридор, который выводит меня из моего крыла, и направляюсь в хозяйское, когда едва слышный подозрительный звук, заставляет меня замереть и прислушаться. Минуту стою, застыв истуканом, а когда уже собираюсь продолжить путь, решив, что мне это почудилось, снова слышу тихий свист.

Не раздумывая, сворачиваю в коридор, ведущий к детской. Подойдя к знакомым, украшенным резьбой дверям, прислоняю ухо к теплой, чуть шершавой поверхности.

Свист повторяется, а за ним приглушенный ик, так, словно кто-то, втягивая в себя воздух, давится им. Этот звук я ни с чем не спутаю, у самой еще свежи воспоминания от ремня на попе и сдерживаемых воплей, ибо за каждый всхлип, добавлялось еще по одному удару. Папа воспитывал, как умел. А умел он то, чему его научили собственные родители. В общем, педагог из него был так себе. Оказывается, мы с Эвой в чем-то все-таки похожи.

Не выдержав, толкаю дверь и залетаю разъяренной фурией в комнату.

Глава 17

Перенервничав, я даже не обращаю внимания на то, что за свистом звучит достаточно узнаваемый стук. И этот стук совсем не похож на то, как звучит шлепок. Хотя картина, открывшаяся моему взору, все равно, заставляет глухо зарычать.