Лугом идут обратно. Никола сложил мокрые полотенца на голове, идет медленно, старается не уронить – так носят вещи в Африке, видел по National Geographic.
Обедают салатом из всего, что растет на огороде, холодным супом и серым дырявым хлебом, который нарезан толстенными ломтями. Николу клонит в сон. «Я встретил вас…» – напевает дядька, откинувшись на спинку стула.
Мама заводит важный разговор – от имени и по поручению всей родни, состоящей из москвичей, горожан, не выезжавших на природу дальше тесного Подмосковья.
– Брат, завязывай с этой глухоманью. Ты должен вернуться на кафедру.
Дядька не отвечает, улыбается только.
– Я поражаюсь… Просто поражаюсь… Нет, ну конечно, понятно, лето, озеро, лес, природа. Но что тут зимой делать? Только волком выть.
– Для вытья тут настоящие специалисты имеются, – улыбается дядька. – Иногда такие концерты закатывают. У меня и ружьишко всегда наготове.
– Ты нарочно? – подпрыгивает на стуле мама. – Нарочно, да? Чтобы мы все за тебя переживали? А если, боже упаси, ты заболеешь? Сюда ведь никакая скорая не доедет.
– С чего это мне болеть? Придумала тоже, Кузя… Я до ноября в озере купаюсь… У меня и пилюль никаких в доме не водится.
– Прости, дорогой, за прямоту, но ты зарываешь в землю свои лучшие годы. Ты должен полноценно работать. Должен вернуться на кафедру. Твое отшельничество – это просто… Много чести кое-кому… – Глаза у мамы становятся очень сердитые. – Многовато кое-кому чести! Но Бог все видит, и в конце концов…
– Давай остановимся, – без улыбки советует дядька и встает, закуривает у окна, а мама и Никола убирают со стола и моют посуду на улице.
После обеда Никола спит на чердаке, где сушатся травы, а мама загорает на плоской крыше сарая – специально приделана лесенка, на крыше зонтик и шезлонг…
Вечером пьют чай из самовара на маленькой терраске.
– Ну и сколько у тебя здесь соток? – в очередной раз спрашивает мама, недовольно оглядывая сад, не огороженный никаким забором.
– А тебе сколько надо? Сколько глаза видят, все мое.
Утром мама еще раз объясняет, где лежат резиновые сапоги, лекарства и тушенка, машет рукой озеру и уезжает в Москву. Никола и дядька остаются одни на целых три недели. Ни у кого нет такого дядьки. Он любую дохлую железяку может оживить – вон толпятся у дальнего сарая убитые с виду мотоциклы, автомобиль-амфибия, старенькая «двушечка», мотоблок… И все на ходу – садись и поезжай. Да что машины! Дядька и собаку полудохлую оживил – год назад отбил у алкашей в райцентре хромого щенка, просто насовал алкашам по чайнику и забрал щена себе, вылечил, подкормил, теперь полюбуйтесь, каков Жан-Жак – зверюга, смотреть страшно, голосина, как у чудища, а видит дядьку, пищит от счастья тоненько, норовит руку лизнуть. Нет, на каникулы – только к дядьке. Какое на фиг море, когда есть огромное озеро!.. Лодка! Старые машины! А земля, попадавшая «под раздачу» во всех войнах начиная с пятнадцатого века, начиненная тайнами, старыми боеприпасами и сокровищами…
Есть у дядьки еще одно развлечение, которого Никола не может понять.
Это обычно по четвергам.
На старом «Урале» без номеров, захватив мешок с сухими травами, Никола с дядькой выбираются по трясучим грунтовкам и песчанкам на «повёртку» – выезд на трассу, на федеральную магистраль. Там у обочины сидят «собиратели» – местные с грибами и ягодами. Дядька и Никола тоже устраиваются, застилают газеткой деревянный ящик и раскладывают на нем пучки сушеной травы. Дачники и горожане, кому лень сходить в лес, покупают ягоды, грибы и соленья.
Но вот показываются автобусы с паломницами, много автобусов с утра до вечера в четверг – знаменитый (даже в учебнике истории про него написано) монастырь находится неподалеку.
– Травы луговые, лекарственные, экологически чистые, – говорит дядька, когда паломницы, женщины в длинных юбках и платках, выходят из автобуса за покупками.
Дядька, загорелый, в бандане, с темными от работы на земле руками, на старом, заляпанном грязью «Урале» без номеров, – село селом, колхоз «Красный лапоть». Ни за что не скажешь, что он работал в Германии и в Америке в научных лабораториях и говорит по-английски и по-немецки не хуже, чем по-русски, а уж алгебру с физикой объясняет лучше всякого учителя. Никола в линялой бейсболке козырьком назад и в камуфляжных штанах совсем деревенский пацан, из глуши, так и хочется дать ему конфетку, подарить иконку, не брать десять рублей сдачи…
– Ах какой запах, какой запах… Сколько стоят ваши травы?
– А сколько не жалко…
Это какая-то игра, тайна, как будто они разведчики или шпионы. Следят за паломницами. Николе кажется, что дядька кого-то ищет или ждет, хочет найти, разглядеть в толпе женщин, одетых в длинные юбки. Хочет встретить кого-то, поймать, застукать. Поэтому он так цепко и быстро глядит в лица женщинам в платках. Но никого не встречает, и к вечеру они заворачивают пучки трав в газету и усаживаются в автобус, чтобы ехать обратно.
Хочется знать, зачем все это нужно, кого они выслеживают, но как-то не спрашивается, не поворачивается язык…
Прошлым летом Никола спросил:
– А от чего помогают эти травы?